Тайна заброшенной часовни
Шрифт:
Немудрено, что мама тут же вскочила с кровати и выбежала во двор в цветастом халатике. Воспользовавшись тем, что ее муж занят исключительно собственной персоной, она надела ему на голову ведро
— Талант прорезался? — крикнула она. — Получай же за это, сушеница песчаная!
В обычное время подобная сцена вызвала бы на веранде бурю восторга. Однако в то утро ребятам было не до шуток. Как спаведливо заметил Пацулка, «игра закончилась». Поэтому поступок матери был встречен лишь непродолжительными аплодисментами, а поскольку времени было в обрез, пятерка приступила
Тут необходимо пояснить, что действия эти выглядели совершенно невинными и не могли привлечь внимания окружающих.
А именно: Пацулка отправился в Соколицу за газетами. Правда, газеты приходили в киоск только в восемь утра, но, видимо, Пацулка по какой-то причине спешил и вышел из дому раньше обычного.
Ика с Альбертом поднялись на пригорок, усыпанный яркими июльскими цветами. Цель их прогулки ни у кого не могла вызвать сомнений: девочки хотели нарвать цветов, чтобы составить несколько букетов. Прежде всего, один букет надлежало преподнести отцу по случаю завершения им своего труда. О матери тоже не следовало забывать. Ну, а на случай, если пан Адольф поправится, и обитатели домика под красной черепичной крышей соберутся в обратный путь, надо было припасти третий букет — прощальный.
Влодек с Брошеком тем временем направились за реку к пани Вевюрчак, которая по субботам пекла для своих дачников превосходный домашний хлеб.
Заодно они заглянули в домик, крытый красной черепицей, где их весело приветствовал сам пан Адольф; он совершенно оправился и старательно мыл выведенную во двор машину.
Пан Адольф сообщил мальчикам, что надеется уехать еще засветло, поскольку пан Ендрусь уже проснулся, а панна Эвита успела подкрасить левый глаз.
Обремененные тяжелыми сумками с хлебом, ребята не стали задерживаться, только осведомились, когда можно зайти попрощаться, чем явно очень обрадовали пана Адольфа.
Условились на десять часов; пан Адольф выразил надежду, что к тому времени Ендрусь успеет побриться, а Эвита справится со вторым глазом.
Проходя мимо луга, на котором девочки собирали цветы, Влодек и Брошек напомнили им про особый, прощальный букет.
— Мы таких вещей не забываем! — обиженно крикнула Ика, а горы, небо и лес передразнили ее протяжным эхом.
Хлеб был доставлен по назначению, и делать стало вроде как нечего. И вдруг Влодек, сунув руку в карман, забренчал ключами Толстого. Лицо его при этом ровным счетом ничего не выражало, однако Брошек насторожился.
— Ты так считаешь? — спросил он.
— Не худо бы… — пробормотал Влодек.
— Зачем?
— На всякий случай. Проверить, там ли она.
— Скульптура?
— Скульптура.
Брошек задумался. Идея Влодека показалась ему чересчур рискованной. Что будет, если Толстый вернется раньше времени? Либо издали увидит, как они заходят в сарай?
— Пацулка нам задаст, — пробормотал он наконец.
Влодек иронически рассмеялся.
— Пацулки испугался? Я могу и один…
— А что скажут девочки?
— Им необязательно об этом знать.
Брошеку затея приятеля явно не нравилась. Не нравилась, и все
— Я могу и один! — вызывающе повторил Влодек и добавил презрительно: — Эх ты, пустоцветный трипс!
Это подействовало. Брошек в отместку, воспользовавшись лексиконом водителя автобуса, обозвал Влодека бракованным домкратом и поломанным сверлом, после чего оба, нисколько друг на друга не обидевшись, поспешили к сараю: спешить нужно было, чтобы их не остановили родители, и не заметили девочки.
В палатке магистра со вчерашнего вечера ничто не изменилось. Самого магистра, как и следовало ожидать, там не было: он либо продолжал преследовать автобус с экскурсантами, либо (что казалось более вероятным) догнал его еще вчера и был задержан за хулиганство.
— Poor magister [18] , — с искренним сочувствием вздохнул Влодек. — Воображаю, что он там натворил!
— Да уж, — сказал Брошек, озираясь по сторонам и настороженно прислушиваясь.
— Ну? — спросил Влодек, который в последний момент почему-то оробел.
18
Бедный магистр (англ.)
— Чего ты тянешь? — прикрикнул на него Брошек. — Струсил?
Влодек тут же доказал, что ничего не тянет. Щелкнул один, потом второй замок. Молниеносно сняв замки, Влодек бесшумно отворил дверь и проскользнул в сарай. Брошек последовал за ним.
В сарае было тихо, тепло и довольно светло. Пахло сеном и смолистыми досками. В просачивающихся сквозь щели ярких солнечных лучах плясали пылинки. У левой стены лежали рюкзак Толстого, аккуратно сложенные одеяла и спиртовка. Справа высилась куча сена.
— Где она может быть? — прошептал Брошек.
Согласно донесению Пацулки, Толстый спрятал фигурку в постели. Однако под одеялами ничего не было, кроме тонкой соломенной подстилки. Мальчики ошарашенно переглянулись: неужели Толстый их всех провел? Всех, включая капрала Стасюрека? Включая Пацулку?!
— Не может быть! — беззвучно произнес Брошек.
Оба бросились к стене, где лежало сено. Кроме постели, это было единственное место, где Толстый мог спрятать фигурку. Лихорадочно, но очень осторожно ребята прощупали всю кучу — сантиметр за сантиметром.
Тщетно.
— Что это может значить? — растерянно спросил Влодек.
Брошек хотел что-то ответить, но не успел. Он замер, готовый провалиться сквозь землю от стыда и отчаяния. Влодек застыл с ним рядом. По очень простой причине: они услышали знакомый унылый голос…
— Да, что это может значить? — повторил голос вопрос Влодека. — Я имею в виду — что вы здесь делаете, граждане?
Голос принадлежал капралу Стасюреку, голова которого (в форменной фуражке с ремешком под подбородком) появилась в зарешеченном оконце сарая. На лице капрала при этом не было ни удивления, ни возмущения — оно только казалось печальней обычного, а улыбка на губах была просто страдальческой.