Тайна заброшенной часовни
Шрифт:
— Ну! — восхищенно произнес Пацулка.
— А еще мы узнали, — подхватил отец, — что наши дети прокололи шины экскурсионного автобуса и так напугали магистра Потомка, что он навсегда убежал из Черного Камня.
— Ну и бабы! — одобрительно прошептала Ика.
— И это еще не все, — продолжала мама чуть ли не со слезами в голосе. — Нам рассказали, что сегодня утром Ика и Катажина спрятали собачку панны Эвиты, чем довели бедняжку до истерики, а Брошек с Влодеком затеяли драку с паном Адольфом, и тот, возмущенный и оскорбленный, уехал
Дольше спокойно выслушивать эти сенсации никто не смог. В столовой поднялся дикий шум. Восклицания типа «клевета!» и «во дают!» перемежались взрывами оглушительного хохота и рычаньем Пацулки, которого еще никто никогда не видел в состоянии такого безудержного веселья.
— Бедный Адольф! — хихикал Брошек.
— И вы поверили этим сплетням? — кричала Ика. — Как не стыдно!
— Он возмутился! Оскорбился! — восклицал Влодек. — Ой, не могу! И уехал! Уехал…
— Ох… — задыхалась от смеха Катажина. — Пацулка… с Толстым… а мы… ха-ха-ха… напугали магистра…
— Ой, не могу! — стонал Влодек.
А Пацулка блеял. Блеял голосом старого рехнувшегося барана.
Тут необходимо отметить, что неожиданный взрыв возмущения под аккомпанемент блеянья и безудержного смеха совершенно огорошил родителей. С минуту они тупо смотрели друг на друга, а затем в полной растерянности уставились на юных преступников.
Ибо так вести себя могли только люди ни в чем не повинные. Люди с кристально чистой совестью. Больше того: и отец, и мать, повторив принесенные «доброжелательными» кумушками вести, почувствовали, как нелепо (если не сказать по-идиотски) они прозвучали в этом доме и в присутствии этих детей.
— Мне кажется… — шепнул отец.
— Я почти уверена, — тоже шепотом сказала мать.
— Боюсь… — начал отец.
— …что мы позволили этим бабам себя обдурить, — закончила мать.
В этот момент в столовой на мгновение случайно воцарилась тишина, и последние слова был всеми услышаны.
— Да, — сказала Ика. — Так оно и есть.
Родители переглянулись.
— Гм? — спросил Пацулка.
— Говори, — подтолкнул отец маму. — Ты же просила тебя не перебивать.
Мама вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Мы готовы извиниться за оскорбительные подозрения…
— А также за несправедливые обвинения, — сурово добавила Ика.
— …а также за несправедливые обвинения, — послушно повторила мама. — Но при одном условии. Мы хотим услышать исчерпывающие разъяснения.
— Я подозреваю, — умильным голосом заметила Альберт, — что с этого следовало бы начать.
— Полегче! — одернула ее Ика. — Все-таки они мои родители. Да и остальные им тоже кое-чем обязаны. Я не позволю над ними издеваться.
— Вот именно! — так убежденно воскликнул отец, что даже мама не удержалась от смеха.
— Тихо! — сказал вдруг Пацулка.
Все пятеро немедленно бросились к окнам и убедились, что слух их не обманывает. Тогда Пацулка кинулся
Потому что к дому подкатила пепельная «октавия», из которой с трудом извлек свое огромное тело магистр Потомок, а следом вылез водитель машины — толстяк в светлом костюме.
В ту же минуту во дворе появился — чуточку более веселый, чем обычно, — капрал Стасюрек со свертком под мышкой, который вручил поручику Веселому. Потом козырнул, вытащил из кармана ключи от сарая, огляделся и сказал ровно пять слов:
— Разрешите доложить: все в порядке!
И, козырнув еще раз, удалился, провожаемый теплыми взглядами Брошека и Влодека.
Магистр Потомок взял у поручика сверток, развернул и с навернувшимися на глаза слезами прижал к сердцу небольшую деревянную фигурку женщины с мудрой и доброй улыбкой на устах.
Кончилось дело тем, что все вошли в дом и дружно уселись за стол. Взрослые остановили свой выбор на кофе по-турецки, а молодежь предпочла какао с пенкой, которое Пацулка готовил поистине мастерски. Но прежде чем по дому разнесся упоительный аромат кофе и какао, произошли еще два незначительных события.
Представившись Икиным родителям, поручик в изысканных выражениях поздравил их с замечательными детьми, отчего мать и отец залились румянцем, какого не постыдилась бы сама Катажина.
Потом слово взял магистр Потомок. Судя по всему, он собрался произнести длинную речь, но от волнения, радости и переполнявшего его чувства благодарности запутался в первой же фразе, состоящей из доброй полусотни (если не больше) слов. Мама, для разнообразия побледнев, жалобно воскликнула
— Помилуйте, люди добрые! Я бы все-таки хотела для начала хоть что-нибудь понять!
— Вот именно! — подтвердил отец.
Магистр Потомок страшно удивился, что они не в курсе дела, и, конечно же, вознамерился немедленно приступить к подробнейшему изложению недавних событий, но, к счастью, в эту минуту Пацулка внес поднос с кофе. Поручик, воспользовавшись случаем, сунул магистру под нос кулак и, приняв знакомое тупое выражение лица, проговорил хриплым голосом Толстого:
— Да вы что?! Язык чешется? Соблюдайте очередь, уважаемый, вас здесь не стояло! Куда лезете?!
— Ах! — воскликнула мама. — Так это вы, пан поручик, тот самый… подозрительный тип?
Ответом ей был дружный взрыв смеха, а отец, встревоженно оглядев сидящих за столом, решительно заявил, что если в этом доме в самое ближайшее время не будет наведен порядок, и ему не объяснят вразумительно, о чем идет речь, он либо что-нибудь выкинет, либо прочтет присутствующим свой труд о фармакодинамике метилксантинов, в частности теофиллина и теобромина.
Угроза подействовала. В столовой стало тихо. Пацулка принес второй поднос, на котором стояло пять чашек какао, увенчанных пышной белоснежной пенкой.