Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном
Шрифт:
Я привожу здесь план первого этажа павильона; туда ведут несколько ступенек; чердак в данном случае нас не интересует. Нарисовал этот план Рультабийль, а мне лишь остается подтвердить, что в нем не пропущена ни одна линия, ни одна деталь, способная помочь в решении загадки, которая встала перед правосудием. Имея в своем распоряжении этот план и легенду к нему, читатель будет знать столько же, сколько знал Рультабийль, когда впервые зашел в павильон и когда все задавались одним вопросом: «Каким образом преступник мог скрыться из Желтой комнаты?»
План
1. Желтая комната с единственным зарешеченным окном и единственной дверью, выходящей в лабораторию.
2. Лаборатория с большими зарешеченными окнами и двумя дверьми: в переднюю и в Желтую комнату.
3. Передняя с окном без решетки и входной дверью, ведущей в парк.
4. Туалет.
5. Лестница на чердак.
6. Большой камин, служащий для лабораторных опытов.
Перед ступеньками, ведущими в павильон, Рультабийль остановился и внезапно спросил у Дарзака:
– А мотив преступления?
– У меня, сударь, на этот счет нет никаких соображений, – печально ответил жених м-ль Стейнджерсон. – Следы пальцев, глубокие царапины на груди и шее мадемуазель Стейнджерсон свидетельствуют о том, что негодяй проник сюда и попытался ее убить. Судебные медики, изучившие вчера следы, утверждают, что оставила их та же рука, что сделала кровавый отпечаток на стене, – громадная рука, сударь, которая никак не влезет в мою перчатку, – добавил он с горькой, едва заметной улыбкой.
– А кровавый отпечаток, – прервал я, – не могла оставить мадемуазель Стейнджерсон? Что, если она, защищаясь, скользнула окровавленной рукой по стене и оставила увеличенный отпечаток?
– У мадемуазель Стейнджерсон не было на руках ни капли крови, – возразил Робер Дарзак.
– Стало быть, теперь ясно, – продолжал я, – что из револьвера папаши Жака стреляла она и ранила убийцу в руку. Значит, она опасалась кого-то или чего-то.
– Возможно.
– Вы никого не подозреваете?
– Нет, – ответил Дарзак, взглянув на Рультабийля.
Тогда мой друг обратился ко мне:
– Вам следует знать, дорогой мой, что следствие продвинулось несколько дальше, чем соблаговолил нам рассказать наш скрытный господин де Марке. Следствию уже известно не только оружие, которым оборонялась мадемуазель Стейнджерсон, но и оружие, которым воспользовался убийца для нападения на нее. Это, как сказал мне господин Дарзак, кастет. Почему господин де Марке окружил кастет такой тайной? С намерением облегчить работу агентам полиции. По-видимому, он воображает, что среди хорошо известных им отбросов парижского общества удастся найти владельца этого орудия преступления, одного из самых страшных, когда-либо придуманных человеком. А потом, разве можно догадаться, что происходит в мозгу у следователя? – добавил Рультабийль с презрительной иронией.
– Значит, в Желтой комнате нашли кастет? – спросил я.
– Да, сударь, – отозвался Робер Дарзак, – возле ножки кровати. Но умоляю, никому не
– В руках опытного убийцы кастет – страшное оружие, даже более эффективное и надежное, чем тяжелый молоток, – заметил Рультабийль.
– Негодяй это и доказал, – горестно вздохнул Дарзак. – Мадемуазель Стейнджерсон нанесли им сильнейший удар в голову. Форма шипа кастета соответствует ране. Мне кажется, она была бы смертельной, не помешай убийце выстрел мадемуазель Стейнджерсон. Раненный в руку, убийца выронил кастет и скрылся. Но, к несчастью, удар уже был нанесен, а она, после того как он пытался ее задушить, находилась в полубессознательном состоянии. Если бы мадемуазель Стейнджерсон удалось ранить негодяя первым выстрелом, я уверен, до кастета дело бы не дошло. Но, вероятно, она схватила револьвер слишком поздно, первая пуля в процессе борьбы прошла мимо и угодила в потолок, и лишь вторая…
С этими словами Дарзак постучался в дверь павильона. Можете себе представить, до какой степени мне хотелось попасть на место преступления! Я весь дрожал от нетерпения и, несмотря на то что разговор о кастете был чрезвычайно любопытен, просто кипел, так как беседа наша затягивалась, а дверь не открывалась.
Наконец она отворилась. На пороге стоял человек, в котором я признал папашу Жака.
Мне показалось, что ему далеко за шестьдесят. Длинная седая борода, седые волосы, прикрытые баскским беретом, поношенные штаны и куртка из светло-коричневого бархата, на ногах сабо; мрачное и неприветливое лицо при виде Робера Дарзака прояснилось.
– Это друзья, – просто сказал наш провожатый. – В домике кто-нибудь есть, папаша Жак?
– Мне приказано никого не впускать, господин Робер, но к вам это, конечно, не относится. А почему не пускать? Ведь судейские уже осмотрели что нужно. Понарисовали уйму планов, понасоставляли протоколов…
– Простите, господин Жак, прежде всего один вопрос, – перебил его Рультабийль.
– Спрашивайте, молодой человек. Если смогу…
– Скажите, в тот вечер волосы у вашей хозяйки были причесаны на прямой пробор – знаете, гладкая прическа, закрывающая виски?
– Нет, сударь, хозяйка никогда не носила волосы на прямой пробор – ни в тот вечер, ни еще когда. Они были, как обычно, собраны у нее на затылке, так что открывали ее прекрасный лоб, чистый, словно у новорожденной.
Рультабийль, пробормотав что-то сквозь зубы, принялся осматривать дверь. Запиралась она и в самом деле автоматически. Репортер понял, что остаться открытой она не могла, а чтобы ее отпереть, нужен был ключ. Затем мы вошли в переднюю – маленькую, довольно светлую комнатку, выложенную красной плиткой.