Тайна Золотой долины. Четверо из России
Шрифт:
— Вася, разве ты в больнице? Что с тобой, дорогой? Я сейчас же прибегу.
— Мама! Какая ты смешная, кто же тебя пустит сейчас в больницу, когда больные все спят? А обо мне не беспокойся — ногу малость оцарапал, и мне перевязку сделали. До свидания. Вот доктор с тобой хочет поговорить.
Доктор просил маму не беспокоиться:
— Мальчик упал с машины, ничего серьезного нет.
И я услышал, как мама с досадой говорила Прасковье Ивановне:
— Опять, негодяй, за машину цеплялся!
Я
— Теперь, доктор, везите меня спать.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Большой приёмный день. «Бы» мешает. Допрос Белотелова. Генрих или Пантюха?
Хирург не велел меня будить, и я проснулся только к обеду.
Наверно, врачу сообщили об этом, и он пришел в палату еще более веселый, чем вчера.
— Привет герою Золотой Долины! — поздоровался хирург и протянул мне руку, как взрослому.
Он осмотрел меня, повыспрашивал, где, что и как болит, а потом, потрепав по плечу, сказал старшей сестре:
— А теперь покормите его покрепче. У него сегодня большой приемный день.
Я думал, он шутит, а вышло наоборот. Только пообедал, ко мне заявились сразу мама и Прасковья Ивановна.
Они мне назадавали столько вопросов, что под конец я не выдержал:
— Прошу излагать вопросы в письменной форме.
Они посмеялись, но видно было, что им хочется многое узнать.
— Мама, а ты выполнила мою просьбу насчет НКВД?
— Выполнила, дорогой, выполнила. Не верила тебе, но все же пошла… Я еще раньше там была, когда эта девочка от тебя приходила. Но тогда я больше о Белотелове говорила… А тут — только начала рассказывать — этот их начальник сразу всех на ноги поставил… Вот уж не знала, что ты и впрямь шпиона поймаешь…
— Жужжал, жужжал — и нажужжал! Надо понимать, когда человеку можно верить, а когда — нельзя.
И ни словом не упрекнула меня мама за случившееся. «Вот, — думаю, — подвезло мне, что сразу в больницу угодил, — иначе попало бы по первое число. Димке и Левке хуже: им так просто не отвертеться».
Не успела уйти из палаты мама, смотрю, Белка явилась. Халат на ней огромный, только пушистая рыжая голова из него торчит да синенькие глазенки светятся.
— Иди сюда, Рыжик! — обрадовался я.
— Зачем ты меня Рыжиком зовешь? — сердито принялась шептать она. — Меня так только в школе дразнят. Лучше зови меня Белкой.
— Ты на меня вчера обиделась?
— Конечно, обиделась, — в ее васильках сразу стала собираться водичка, и с них закапало. — Я все ждала, когда ты придешь, а ты сразу заорал: «Марш отсюда!» Я всю дорогу ревела.
— Ты меня извини, — я пожал ей руку, — но так было надо. Потом
Вдруг входит в палату какой-то седой дядя в очках, оглядывает всех и идет прямо к моей кровати.
— Ну, здравствуй! — подал он руку Белке. — А это, наверно, знаменитый Молокоед?
Белка радостно пискнула в ответ, а он протянул руку мне:
— Здравствуй, последний из могикан! Говорят, гуроны опять стали на Военную Тропу?
«Что это, — думаю, — еще за чудак?»
Но это сам академик Туляков пришел, чтобы разузнать от меня все относительно Золотой Долины.
— А вот там, в этой котловине, где вы нашли кристаллики, ты больше ничего не заметил? — спросил он.
Вместо ответа я позвал няню и попросил, чтобы она сходила к кастелянше, взяла у нее мои брюки и выгребла из карманов все, что там есть. Няня вернулась и принесла в подоле камешки, которые я предусмотрительно унес с собой.
— Вот что я там заметил. Там все скалы сплошь из этих камней.
Туляков схватил один камешек, второй, третий и даже в лице переменился:
— А ты не шутишь? Неужели сплошь?
— Сплошь. Честное пионерское, сплошь!
— Ну спасибо тебе, малыш! — он схватил меня за плечи и расцеловал. — Какое счастье, что я дожил до поры, когда появились на нашей земле такие ребята!
Я сначала не понял, чему он так сильно обрадовался. Но академик разъяснил, что мои камешки — не что иное, как медный блеск — самая богатая руда, в которой содержится восемьдесят процентов меди.
— Во-семь-де-сят! — раздельно, по складам, выкрикнул он. — А мы сейчас даже руду с пятью процентами меди считаем богатой. Ты понимаешь теперь, что это такое, индейская твоя голова?
Он еще раз обнял меня, поздравил, пожал руку Белке и обещал наведываться.
Не успела закрыться дверь, как дежурный врач объявил, что зовут к телефону Молокоедова. Меня уложили опять в коляску, я подмигнул Белке — знай, мол, наших! — и снова попал в кабинет главного врача. Телефонная трубка лежала на столе, мне ее подали, и со мной стал говорить капитан Любомиров.
— Вася! — сказал он так, будто мы были сто лет знакомы. — Ты Белотелова узнаешь?
— Конечно! Как же не узнать.
Он засмеялся и попросил передать трубку врачу.
Врач ответил:
— Молодцом… Вполне можно… Разрешаю. Можете у меня в кабинете.
Нетрудно было догадаться, что капитан спрашивает, хорошо ли я себя чувствую, и можно ли со мной говорить, и где.
Меня опять привезли в палату, и Белка спросила:
— Это куда тебя возили?
— Пока военная тайна. Потом расскажу.
— Что ты со мной так разговариваешь? — обиделась она. — Все — «потом» да «потом», будто я маленькая.