Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.
Шрифт:
Король Бергор узнал о случившимся только через две недели. А ещё через месяц у стен Эрсепреля появилась дружина Бергора, в которую вошли все его старшие сыновья. Король Бергор не хотел воевать против собственного сына. Он взял лодку и со своим оруженосцем Традом переправился на остров посреди реки Тихой, где стоял неприступный Эрсепрель.
Эрсеп встретил отца надменно. Время, проведённое за незаконным чтением магической библиотеки, не прошло бесследно. Ожесточив своё сердце страшными преступлениями, Эрсеп не мог и представить, что отец готов простить его. У короля же было одно намерение: образумить своего сына-первенца, прекрасного воина, наследника короны, наследника всех своих начинаний, и любимца королевы.
Эрсеп заявил, что теперь может говорить
Бергор был сильно опечален.
— Разве я когда-нибудь обижал тебя, сын? Унижал в глазах твоих братьев-принцев? Нет, ты достойнейший из принцев. Отчего же ты захотел сравняться с королём, пока он ещё жив? Ведь это я родил тебя, а не ты меня. Ведь это ты вырос в моём седле, а не я в твоём. Это я научил тебя держать меч, а не ты меня. О каком равенстве ты говоришь? Не тобой ли, первенцем своим, гордился я? Не тебе ли доверял я самые ратные дела и знал, что тыл мой прочно защищён? Ты ни разу не подвёл меня. А однажды ты спас мне жизнь. Я доверял тебе. И я не знаю никакого другого равенства, кроме любви отца и послушания сына.
— Я вырос, отец, — отвечал Эрсеп. — А ты не видишь этого и не хочешь замечать. Я уже не помещаюсь в одном седле с тобой. Мне уже нечему учиться у тебя, кроме мудрости сельвенов, но именно этого ты не дал мне.
— Ты обокрал отца и говоришь о мудрости? Ты пролил кровь моего воина и говоришь о зрелости? Ты в помрачении, сын мой, прошу тебя, опомнись.
— Нет, отец, теперь я вижу истину и мой ум ясен как никогда!
—И как никогда прежде, он далёк от сердца! Пойми, что только добрый ум может видеть истину. Бессердечный разум слеп, он ослеплён сиянием своей тьмы. Ты не знаешь, как читать книги мудрости, и твои знания искажены. Ты даже не представляешь, какая сила заключена в этом знании…
— Это я не знаю?! — воскликнул Эрсеп и не замедлил показать отцу свои навыки в магии: кресло, которое стояло в углу, шевельнулось и на своих оживших ножках двинулось вперёд на короля. Но Бергор щёлкнул пальцами, и дубовый стол вдруг набросился на кресло и истоптал его в щепки. Тогда Эрсеп протянул руку к горящему факелу, и тот, вырвавшись из подставки, полетел на короля. Но по мановению руки Баргора, кувшин, приготовленный для умывания, взмыл в воздух и вылил на факел всё своё содержимое. Тогда, взбешённый неудачей, Эрсеп выхватил меч и бросился на отца. Завязался поединок. Что и говорить, Эрсеп был моложе и ловчее короля. Поединок начался в главной зале, а продолжился во дворе замка, тут-то Эрсеп и нанёс роковую рану отцу. Возможно, он и убил бы короля, если бы не Трад-оруженосец. Он бросился на защиту своего государя, отбил атаку Эрсепа и опрокинул того на землю. Тут на Трада и короля накинулись воины Эрсепа. Отважный оруженосец, как дикий зверь, защищал короля, но он не смог бы держаться вечно. Внезапно между Традом и нападавшими вспыхнул свет, ослепительный для Эрсепа и его дружины и мирный и успокаивающий для короля и оруженосца. Это Рисли использовал всё великое волшебство и спас из замка раненого короля и его верного слугу. Вслед за тем начался штурм Эрсепреля. До ночи замок пал и был сожжён.
Однако Эрсепу и горстке его дружинников удалось бежать. Они подались за Лиммрун, за Сельверон в Дикие леса. Эрсеп был проклят великим проклятьем, которое изрёк сам Рисли. Оно заключалось в том, что он не увидит смерти, пока не раскается и пока не примирится с братьями. Но этот путь видимо невозможен для злонравного Эрсепа. Он прячется в Диком краю, не ведая старости, но и не зная счастья и мечтает вернуться в Благословенный Край только как полновластный правитель Пятиречья.
Раненого короля доставили в замок Берготель, а библиотеку сельвены отвезли в Сельверон, в пещеру Рисли. Король Бергор после этого поединка прожил только три недели. Он успел разделить Пятиречье между сыновьями на двенадцать частей, часть же Эрсепа была отдана оруженосцу Траду. Бергор не сделал его королем, но пожаловал титул герцога. С тех пор в Пятиречье одиннадцать королевств и одно герцогство, правитель которого равен королям
Рисли неотлучно был при Бергоре, стараясь спасти его, но, как известно всем отшельникам, король Бергор умер скорее от печали, чем от страшной раны. Ибо нет раны, которую не мог бы исцелить Рисли. Бергор не хотел сопротивляться болезни и не хотел больше жить. Предательство Эрсепа он воспринял как провал своего царствования. Видя это, сердце Рисли навеки окуталось скорбью.
Перед смертью король Бергор удалил всех из дворца и сказал, что будет здесь, посреди Пятиречья, дожидаться исполнения пророчества о своём первенце. Вечером все покинули замок. А утром, когда проснулись, вместо замка стояла громадная чёрная скала — камень Берготель.
Глава двадцать вторая
Послания Эльзы
Витольд огляделся и почему-то нисколько не удивился тому, что принц Корфул и рыцарь Орс крепко спят.
— Костёр-то наш совсем потух, — почему-то весело заметил Ольд.
Хранитель хотел было подбросить хворосту, но отшельник остановил его.
— Дай-ка, сынок, я сам подброшу сучьев.
Он, не поворачиваясь, пошарил у себя за спиной, вытащил охапку сухих прутьев и положил их на едва тлеющие угли.
— Гори! — строго приказал он, глядя на костер, как будто тот мог его слышать. — Гори, брат огонь! Не жги, а согревай усталых путников.
Прутья отшельника ярко запылали, и Витольд почувствовал, что стало и теплее, и веселее.
— Так значит Эрсеп и впрямь чародей, и научился этому из книг магической библиотеки?
— Научился да не так, — ответил отшельник.
— Король Магнус говорит, что Эрсеп открыл тайну бессмертия, и смерть над ним не властна.
— Ты же слышал пророчество, его бессмертие — его проклятие, он не допущен в страну покоя и примирения.
— Но король Магнус говорил, что Эрсеп научился оживлять умерших, он сам видел оживших.
— Это морны — гвардия Эрсепа, воины, оживлённые страшным колдовством после смерти. Но, сын мой, это не жизнь, это самое гнусное насилие. Эти несчастные мертвы, а их телами бессовестно владеет чужая воля и сила.
— Значит, принцесса во власти этих… чудовищ! — воскликнул хранитель. — Но вы можете нам помочь? Ведь можете?!
— Могу, юный хранитель, — сказал отшельник, — могу, и уже помогаю. Только помощь моя такая, что лишь сердце каждого из вас подскажет, как кому поступить и как не поступать. Каждому из вас нужно своё, несмотря на то, что объединяет вас общее дело. И у меня нет одной помощи на всех. Я не могу за принца Корфула отвоевать принцессу, он должен сделать это сам, и он, я верю, сделает это в единственно верное время и в единственно верном месте. Не смотри на меня так, я не знаю, в каком. Могу только предполагать. Если ты подумаешь как следует, то и у тебя появится разумное предположение. Верное или нет, неизвестно, но разумное — да. В таком уж мире мы живём, что всякий дар не даётся даром. Он всегда ускользает, и нужно приложить много усилий, чтобы нагнать его и овладеть, но и тогда, скорее всего, он снова ускользнёт. Чем ценнее дар, тем больше усилий требуется, чтобы владеть им, а владеть даром, повторю ещё раз, — это всегда нагонять его. Настоящий дар не держится в нашем мире, слишком уж он для него лёгкий. Коснувшись наших рук, души, нашего сердца, он стремится вернуться туда, откуда пришёл…
— Откуда?
— Из Ввечного Отечества, которое наш народ ищет столько веков.
— Не понимаю, — сказал Витольд, рассеянно глядя в огонь. — Зачем даётся дар, а потом отбирается? Кому такой дар нужен? Для чего?
— Только для того, чтобы ты стремился к Вечному Отечеству. Оно — единственный настоящий дар, все остальные — промежуточные. Если ты примешь дар и сможешь его не терять, то твоё сердце окажется там куда раньше, чем ступят твои ноги. Рыбу когда-нибудь удил? Если хочешь, любой настоящий дар — это наживка, чтобы поймать тебя.