Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.

Гир Александр

Всхлипывание прекратилось. Витольд погрозил Филиппу кулаком, и тот застыл, как в старинной детской игре. Воцарилась напряжённая тишина. Тот, кто был впереди, тоже затаился. Хранитель осторожно положил руку на рукоять кинжала, вынул его, затем, посмотрев себе под ноги, отыскал камень, подцепил его носком ботинка и швырнул вперёд. Тотчас же шагах в пяти перед ним будто из стены выскочил человек. Точнее было бы сказать, человечек, поскольку ростом он едва доходил до пояса хранителю. У него было бледное одутловатое лицо, снизу поросшее редкими тонкими

волосами. Над тем, что и бородою-то не назовёшь, блестели в свете факела чёрные угольки глаз. Одет коротышка был в старые грязные кожаные доспехи, а в руках держал секиру с укороченной рукояткой. Всё это хранитель оценил в одно мгновение.

— Не сделаю пускать! — рявкнул коротышка.

Витольд был потрясён этим зрелищем, коротышка его не столько пугал, сколько изумлял. Он впервые видел настоящего грюнта — подземного жителя.

— Ты — грюнт? — не удержался, чтобы не спросить хранитель.

— Не сделаю пускать! — повторил грюнт и, для вящей убедительности, грозно взмахнул над головой секирой.

Это жест карлика позволил Витольду разглядеть, что в другой руке коротышка держал цепь, один её конец шёл к ошейнику на короткой шее человечка, а другой уходил куда-то в стену. Маленький человечек был прикован. Хранитель сделал осторожный шаг вперёд.

— Не делай подходить ко мне! — взвизгнул грюнт. — Злобная громила!

— Что, правда, грюнт? — оглушительно зашептал Филипп.

— Моя не грунта! — запротестовал карлик. — Моя — человека, а твоя — злобная дылда, раз такое делает говорить.

— Самый настоящий, — тихим шепотом откликнулся хранитель.

— Надо же, никогда не видел грюнтов, — всё так же громко шептал сын оружейника. — Я думал, это сказки, а вот, пожалуйста! Говорят, они по ночам прокрадываются в дома и воруют младенцев…

— Твоя делает врать! Делает врать! — завопил карлик. — А моя делает всё слышать. Моя сделает убивать твою!

И малыш снова взмахнул секирой.

— Ты лучше помолчи, ладно? — грозно попросил Витольд.

— Ага, — отозвался Филипп и тут же спросил: — А чего это он так говорит странно?

— У них своеобразный говор, они действительно происходят от людей, но редко с нами общаются, вот говорят по-нашему плохо…

— Это ваша делает говорить плохо по-нашему, — запротестовал карлик.

— Надо бы его… — зашептал было Филипп, но хранитель дал ему локтём под ребро.

— Замолчи!

Затем убрал кинжал в ножны, сел на корточки, показал свободную правую руку, в левой был факел, и спросил:

— Почему твоя не делает пропускать нашу?

Маленькие глазки грюнта расширились, отчего выражение лица стало мягче.

— Разве наша делает твоя плохое?

— Твоя делает плохое ихним, — отозвался грюнт совершенно другим голосом, в котором не было и тени враждебности. — Ихняя делала обещать хорошее моей. Ихняя делала говорить моей, что если моя сделает убивать вашу, то сделает хорошее.

— А твоей какая польза от такого хорошего? — резонно спросил хранитель.

— Ихняя делала говорить моей, что если

моя сделает хорошее, то ихняя делает взять мою с собой, там, где живёт большая чёрная колдун. И колдун сделает снимать с моей заклятье.

— Ну конечно! — хлопнул себя по лбу хранитель. — Ведь на грюнтах лежит заклятье…

— Пусть твоя делает молчать! — строго прикрикнул грюнт и даже сверкнул глазами. — Моя будет делать говорить.

Он сел на пол, скрестив ноги, и положил секиру на колени. Его примеру последовал Витольд, смутно припоминая, что в такой позе кочевники ведут мирные переговоры. Филипп не слишком понимал, что происходит, но на всякий случай тоже присел на корточки.

— Моя сделал услышать от матери, что грунта была раньше красивая и высокая и что большая колдун из леса сделал наложить на них заклятье. И моя подумала: если можно сделать наложить, то можно сделать снять. Наша большая грунта делает говорить, что чёрная колдун не делает любить большая колдун из леса. И тогда моя сделала думать.

Грюнт поднял правую руку с коротким указательным пальцем и выдержал паузу.

— Если чёрная колдун не делает любить большая колдун из леса, то черная колдун сделает помогать моей. И моя сделал вырыть для ихней ход, а ихняя сделал говорить, что надо ещё сделать задержать вашу, и сделал оставить мою здесь.

— Так значит, они тебя обманули, — сочувственно проговорил Витольд, позабыв о грюнтовском наречии.

Грюнт тотчас вскочил на ноги.

— Моя сделает убивать вашу!

Витольд тоже поднялся и спросил спокойным, но твёрдым голосом:

— Почему твоя сделает убивать нашу?

— Теперь моя стала злая и сделает убивать всех!

— А зачем? Наша не делает хотеть этого. За нашей делает идти городская стража. Она сделает убить бедный грунта, и она никогда не сделает стать большая и красивая, потому что никогда не сделает попасть к большая колдун из леса.

— А-а! — каким-то совсем плаксивым голосом пронюнил грюнт. — Моей всё равно. Большая колдун из леса сделает сердиться, когда сделает узнавать, что моя делала помогать чёрная колдун.

— Большая колдун из леса очень умный есть, он никогда не сделает обижаться и сердиться, ибо делает всё знать и делает понимать, что бедный грунта сделали обмануть. Она делает знать, какая чёрная колдун плохая есть. Лучше сделать помогать нашей.

Грюнт задумался.

— Хм, если моя сделает помогать вашей, сделает ли большая колдун из леса мою большой и красивой?

Витольд покачал головой.

— Это только большой колдун делает знать.

Грюнт задумался снова, и теперь очень сосредоточенно. Эта сосредоточенность выражалась потешно: он раскрыл рот, чуть обнажив желтоватые зубы, выпучил глаза, высоко поднял брови, отчего лоб покрылся морщинами. Думал грюнт довольно долго. Филипп засопел над ухом хранителя, Витольд и сам понимал, что время уходило, но другого выхода не было: драться с раздражённым, озлобленным грюнтом — очень опасно.

Наконец грюнт зашевелился.