Тайная геометрия

Скрягин Александр

Майор при этой процедуре, проводимой страдающим с похмелья слесарем Митей, присутствовал лично. И, хотя, наблюдать за трясущимися руками рабочего человека, слушать визг предназначенной для резки металла пилы-«болгарки», а в перерывах – малолитературное бормотание самого Мити, – являлось занятие не из приятных, майор выдержал до конца.

Поэтому, он был твердо уверен: между «Топологией и «Нашим домом» в пятницу, когда состоялось ограбление инкассаторов, не было никаких стальных растяжек, позволяющих путешествовать с крыши на крышу.

Майор

Мимикьянов так же, как и капитан Кокин, не верил в причастность к преступлению Леши Грибкова. Не тот это был человек, и не так, как грабитель он себя вел.

Но, тем не менее, оставались вопросы.

Как Окуню с напарником удалось так незаметно, минуя охрану самого магазина и инкассаторов, пробраться в служебный блок торгового центра, и, главное, как удалось, так незаметно уйти, будто испариться, с места преступления? А потом каким-то непонятным образом оказаться на чердаке «Топологии»?

Ответы на эти вопросы отсутствовали.

А признание Окуня? А что признание? Разными причинами может быть вызвано признание.

Неторопливая фуга Баха по-прежнему неслышно звучала между стволов-труб лесного органа. Только теперь майору казалось, великий органист не размышляет. Он иронизирует.

Даже не так. Он смеется.

Во весь голос смеется над ним – майором Мимикьяновым.

38. У крыльца высокого, встретила я сокола…

Капитан Кокин уехал в управление.

Недовольный всем происшедшим Леша Грибков ушел домой: он жил в пяти минутах ходьбы от коттеджа генерального директора.

Мимикьянову тоже, как будто, незачем было оставаться в саду у Лисоверта. Тем более, что пресс-секретарь на него выразительно поглядывала.

Но какой-то незримый крючок крепко держал его за рубашку, не давая уйти.

А в голове почему-то всплыл один свинцовый осенний вечер.

Год назад.

Войдя в свою квартиру, он стянул ботинки и сунул ноги в мягкие домашние тапочки. С облегчение вздохнул, вошел в комнату и сунул в щель проигрывателя недавно приобретенный лазерный диск со Скерцо номер сорок два Петра Ильича Чайковского. Он любил эту пьесу почти наравне с Пассакалией Генделя.

Чарующуя мелодия, естественно, без малейших запинок, оборачивалась то угрозой, то весельем, то грустью, то надеждой. Как сама жизнь.

Ефим блаженно вытянулся в кресле и закрыл глаза.

В черных окнах уже стояла ночь.

День выдался тяжелым.

С утра поступила информация о том, что в научно-производственном объединении «Топология» пропал новейший прибор – генератор линейных колебаний фантастрон. Его новейшая модификация использовалась в различных измерительных системах, в частности, в артиллерийских системах целеуказания.

Требование на его получение было выписано исполняющим обязанности начальника лаборатории пространственных измерений Максимом Карликовым. Получать его должен был инженер лаборатории Евгений Вергелесов. Но в конце рабочего дня

лаборатория фантастрон, как предписывала инструкция, не вернула.

Когда забеспокоились и стали выяснять, оказалось, что лаборатория напрасно ждала фантастрон весь день, но так и не дождалась. В связи с чем, не смогла провести намеченную серию опытов. Инженер Вергелесов утверждал, что прибор не получал. Когда стали смотреть книгу выдачи приборов, действительно, обнаружили, что его подпись в графе «получил» отсутствует.

Но в боксе хранения прибора тоже не было.

Стали искать.

Прибор входил в список особо секретных.

Леша Грибков позвонил Пиготу. Пигот шуганул в научный городок Ефима.

Ну и началось!

Крутились весь день. Опросили всех, кого можно.

Пропал прибор.

Все приготовились к тому худшему, что с неотвратимости падающего лезвия гильотины должно было последовать за исчезновением изделия, содержащим в своей конструкции изобретение, отнесенное к государственной тайне.

И вдруг прибор нашелся!

Оказывается, тем же утром, его заказала для опытов смежная лаборатория дальномеров. Новенькая сотрудница секретного спецхрана, плохо знающая сотрудников, выдала его дальномерщикам, а в папку входящих требований вложила бумагу подписанную Карликовым. Требование же лаборатории дальномеров посчитала лишним, и просто выбросила в мусорную корзину. Подпись же у сотрудника, получившего фантастрон, вообще взять забыла. В итоге после целого дня нервотрепки обнаружилось не хищение государственной тайны, а обычное разгильдяйство.

Решающую роль в поисках пропавшего прибора сыграл обычно тихий и безинициативный Женя Вергелесов. Он весь день носился по объединению, совал свой нос во все щели и, в конце концов, обнаружил фантастрон на испытательном столе у дальномерщиков. Те затянули свои испытания до позднего вечера и собирались вернуть изделие утром на следующий день.

Все кончилось хорошо. Но побегать и понервничать Мимикьянову пришлось вдосталь.

Однако на этом несчастливый день не завершился.

Не успел Ефим вернуться в управление и доложить Пиготу, что прибор найден, как на него налетело новое дело. Гоша усадил его переписывать отчет в Московский главк. Оказалось, что с этого месяца введена новая форма, и надо разнести текст по специально придуманным штабными умниками разделам.

Ну, что поделаешь? Пришлось разносить.

Одним словом, майор добрался до собственной квартиры где-то около девяти часов.

Не успел он включить проигрыватель и прослушать первые такты любимого Скерцо, как раздался дверной звонок.

Ефим едва ли не со стоном поднялся и пошел в коридор.

На пороге стоял отставной офицер танковых войск Миша Шепталов.

– Чего случилось, Михал Иванович? – спросил Ефим.

– Да, я вот на ужин баранинки сготовил с картошечкой. Чесночком заправил… Вроде, неплохо получилось! Приходи, угощу. Только одна просьбишка…