Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды
Шрифт:
— А его проклятие? В чем оно выражалось? — спросил я.
Элиот посмотрел мне в глаза.
— Полковник; Пакстон, берегись! — перевел доктор.
— Берегись чего?
Элиот нахмурился и пожал плечами.
— Берегись гадостей, о которых знает брамин.
Это обеспокоило меня, и я попросил Пампера следить за тылами. Но он был старый лев и высмеял мои страхи. Проходили дни, и я почта забыл о брамине. Мы добрались до Симлы. Там меня на некоторое время задержали разные любители рапортов, и мне пришлось долга расшаркиваться и щелкать каблуками. Естественно, я часто виделся с Пампером, а также с Элиотом, поврежденная нога которого к этому времени стала заживать. Доктор
И все равно я снова предупредил Пакстона, чтобы он был бдителен. Он согласился не расставаться с револьвером, но, думаю, больше из чувства компромисса, чем из убежденности, что ему действительно угрожает опасность. У меня создалось ощущение, что он подтрунивает надо мною. Шли дни, брамина так и не отыскали, и я уже стал задумываться, не оказался ли я в дураках. Пампер начал отпускать свою охрану. Он то и дело поддевал меня и как-то вечером в клубе заставил согласиться с тем, что опасность, судя по всему, миновала. Он от души смеялся над моими страхами, я поддакивал ему, и тот вечер мы закончили в довольно веселом настроении. Мы вышли, пошатываясь, довольно поздно, и, поскольку Пампер квартировал ближе к клубу, чем я, он предложил мне переночевать у него. Я согласился, да и дом у Пампера был приятнее, чем моя квартира,— там чувствовался семейный дух. Тонга [7] прогрохотала по мостовой и остановилась у бунгало Пампера. Мы сошли и расплатились с извозчиком. Вокруг стояла тишина, и мы задержались на веранде, засмотревшись на звезды. Вдруг из дома донесся пронзительный крик, а за ним последовал выстрел.
7
Двухколесная бричка.— Примечание переводчика.
Мы со всех ног бросились внутрь и застали ужасную картину: госпожа Пакстон стояла с дымящимся пистолетом в руке, а на полу лежал мертвый брамин. Я склонился над трупом. Каким-то чудом пуля попала прямо в сердце, и, перевернув тело, я довольно усмехнулся.
— Конец ему! — констатировал я.
Но госпожу Пакстон вдруг охватила неудержимая дрожь.
— Нет, нет,— всхлипывала она.— Вы не понимаете...
Она уронила пистолет, повернулась и показала на открытую дверь.
— Тимоти... Он,— она сглотнула,— он... он мертв!
И разразилась рыданиями.
Мы кинулись в комнату Тимоти. Мальчик лежал на постели. Горло его было разорвано, а противокомарная сетка вся забрызгана кровью.
— Нет! — вскричал Пампер.— Нет!
Он упал на колени у постели Тимоти и принялся гладить мальчика по волосам. Мое сердце разрывалось при виде того, что этот храбрый человек плачет как ребенок, но я знал, что ничего не могу сказать. Госпожа Пакстон подошла к нему, он приподнялся и обнял ее. Вдруг она замерла.
— Он пошевелился! Я видела! — вскрикнула
Пампер и я впились взглядами в лицо Тимоти. Теперь на нем играла улыбка, которой совершенно точно раньше не было!
— Что же это...— прошептал Пампер.
Внезапно Тимоти открыл глаза.
— О Боже мой,— рассмеялась госпожа Пакстон.— Он жив! Жив!
— Позовите Элиота,— сказал я.
— Но зачем? — удивилась госпожа Пакстон.— С ним же все в порядке!
— В порядке? — переспросил я.
Мы вновь посмотрели на Тимоти. Он приподнялся, и в ране на его горле все еще бурлила кровь. Но что ужаснее всего, глаза его голодно блестели, побелевшее лицо мальчика словно сморщилось.
— Позовите Элиота,— повторил я.
Госпожа Пакстон зарыдала и, повернувшись, выбежала из комнаты. Пампер и я последовали за ней, заперев за собой дверь на засов.
Через двадцать минут появился Элиот. Мы с ним вошли в комнату Тимоти, и я сразу увидел на его лице отчаяние.
— Оставьте меня! — велел Элиот.
Я повиновался, а через несколько минут приехал профессор Джьоти.
— Мне сообщили,— проговорил он и без каких-либо дальнейших объяснений прошел в комнату Тимоти.
До нас донеслись приглушенные голоса, доктор и профессор, похоже, спорили. Затем дверь отворилась, Элиот вышел и заговорил с госпожой Пакстон. Он попросил разрешения оперировать, она без слов согласилась, и Элиот кивнул. Выглядел он ужасно и, судя по всему, никаких надежд не питал. Он закрыл за собой дверь, и до нас донесся скрежет ключа в замочной скважине. Появился доктор лишь часом позже. Рубашка его была забрызгана кровью, а на лице был явно запечатлен провал.
— Мне очень жаль,— пробормотал он, и, Боже мой, он действительно скорбел. Элиот подошел к госпоже Пакстон, взял ее руки в свои и сжал их.— Я ничего не мог сделать...
Он попросил Пакстона не входить в комнату, но Пампер настоял:
— Он же мой сын... был... моим сыном!
Мы вошли вместе. Вся комната была забрызгана кровью. Тимоти лежал, распростершись на кровати, и походил на анатомический муляж, ибо грудь его была вскрыта, а сердце вынуто.
Пампер не мог оторвать глаз от трупа сына.
— Неужели это было необходимо? — спросил он наконец.
Профессор Джьоти, стоявший в дальнем углу комнаты, слегка качнул головой.
— К сожалению! — прошептал он.
Пампер кивнул, пристально вглядываясь в лицо Тимоти, которое абсолютно лишилось юных мальчишеских черт,— перекошенное, побелевшее, заострившееся в жестокости.
— Не позволяйте моей жене заходить сюда,— с этими словами Пампер повернулся и вышел из комнаты.
Тело он приказал отвезти в морг.
Вот так и закончилось наше приключение в Каликшутре.
На следующий день пришли приказы для меня. Возвращаясь назад, на равнины, я постарался выбросить из головы ужасы прошлого месяца. Меня ждал мой полк, и вскоре времени обращаться к прошлому совсем не осталось. Новые приключения, новые задания...
Симла 1 июля 1887 г.
Хури!
Что мы наделали? Что я наделал?
Я — врач. Хранитель человеческой жизни. А вы убедили меня стать убийцей.
Да, я возвращаюсь в Англию. Эти ваши разговоры о вампирах, жестоких демонах и кровожадных богах... Как мог я вас послушать! «Все это существует»,— говорили вы. «Нет! И еще раз нет!» — отвечаю я.