Тайная история Марии Магдалины

Джордж Маргарет

— Грязь, пробормотал себе под нос Иисус — Мерзость, скверна и вонь.

Он повернулся к подходившей сзлади Марии, как будто ожидал ее появления.

— Знаешь, почему там всегда горит огонь?

— Нет, откуда?

— Когда-то на этом месте людей приносили в жертву Молоху цари Израиля, те самые, что молились в храме, жертвовали Молоху своих сыновей и дочерей. Но когда царем стал Осия, он велел прекратить языческие обряды, а алтари Молоха использовать для сжигания мусора. И это продолжается по сей день. Но зло просто так не искоренишь. — Он вздохнул. — Для этот требуется

нечто большее. Зло не исчезает с прошествием времени.

— Да, там слишком много грязи и зла, — согласилась Мария, указывая на лежащую далеко внизу Геенну и курящийся над ней дым. Но зато нам с Иоанной посчастливилось обнаружить удивительно тихое местечко ближе к подножию горы. Это старая оливковая роща, где безлюдно, даже когда кругом снуют толпы. Думаю, тебе бы там понравилось.

— Тихо и безлюдно? — удивленно переспросил Иисус. — Даже сейчас?

— Да. Это внизу, слева от тропы, что идет по склону. Сад огорожен, но там есть ворота и их можно открыть.

— Я должен увидеть это место, — заявил Иисус, — Наверное, завтра, рано утром.

Послышавшийся позади шорох выдал чье-то присутствие.

— Гадкое зрелище! — Иуда стоял совсем неподалеку, на границе слышимости.

Разобрал ли он, о чем они говорили? Слышал ли про уединенный оливковый сад?

— Это символ греха, — промолвил Иисус. — Если бы мы могли видеть грех, он выглядел бы примерно так же.

— К сожалению, этого нам не дано, — откликнулся Иуда с печалью в голосе.

— Сатана не хочет, чтобы люди видели всю мерзость греха, иначе они бежали бы от него в ужасе. — С этими словами Иисус повернулся и, оставив Иуду и Марию вдвоем, направился туда, где устроил себе постель.

Иуда продолжал смотреть вниз, в лощину.

— Да, зло отвратительно, — медленно проговорила Мария, — И порой показывает свой мерзкий лик. Что нужно с ним делат а, Иуда?

— Предавать огню, как Осия, — небрежно ответил он.

— Люди горят не так-то легко.

— Люди? — На этот раз Иуда внимательно посмотрел на нее.

— Люди, которые предались Сатане и внемлют ему. — Последовала многозначительная пауза. Сейчас Мария не испытывала к нему ничего, кроме ненависти, однако у Иуды еще оставался шанс свернуть с тропы, на которую он ступил. Он мог предпочесть предать не Иисуса, а Каиафу. — Иуда… Ты знаешь, что я имею в виду.

Опять долгая пауза. Иуда смотрел на нее так, будто собирался признаться: выражение его лица стремительно менялось. Но затем вернулась прежняя маска безразличия.

— Боюсь, я тебя не понимаю. — Он пожал плечами. — Но возможно, тебе стоило бы присмотреться к себе и убедиться, что те демоны действительно покинули тебя навсегда. А то ведь не ровен час кто-то из них вернулся и теперь нашептывает тебе в ухо, норовя сбить с праведного пути.

О да, Иуда умен. Он знает, в какое место нужно ударить, чтобы сделать человека беспомощным. Или, по крайней мере, думает, что знает. Как сам Сатана, о чем предупреждал Иисус.

— Мне жаль тебя, Иуда, — сурою промолвила она. — Ты не прав.

— Насчет твоих демонов? Поживем — увидим.

— Нет, не насчет моих демонов. Меня беспокоишь ты.

Мог ли Сатана прокрасться в его душу

там, у ужасного, призрачного алтаря в Дане? Попытка Сатаны одолеть в пустыне Иисуса не удалась, но взамен он в Дане заполучил Иуду.

— Грустно видеть, как ты скатываешься назад, в безумие, — вздохнул Иуда с видом, исполненным заботы и сочувствия — А это действительно происходит, — Он помолчал и приобнял Марию, легонько подталкивая к месту ночевки: — Пойдем, уже пора спать.

Не задумал ли он дождаться, пока все заснут, чтобы ускользнуть. снова?

Прикосновение его руки вызвало у Марии приступ омерзения. Некоторые люди считают противными змей, но она как-то раз взяла в руки заползшую в комнату маленькую змейку, чтобы вынести ее наружу, и оказалось, что кожа у нее гладкая, сухая, прохладная и приятная на ощупь. Мария не гнушалась гладить даже хамелеонов с их пупырчатой кожицей, а одного как-то держала у себя дома в качестве домашнего животного. Но прикосновение этого человека, по наущению Сатаны отвергнувшего и предавшего Иисуса, вызвало у нее даже большее отвращение, чем Ашера в те давние времена.

Мария стряхнула его руку с содроганием, которого он не мог не заметить, и с презрением бросила:

— Я не безумна, но тебе нравится говорить это, потому что в последнее время ложь не покидает твоих уст. Ты еще не устал лгать и притворяться не тем, кто ты есть на самом деле? — Она с трудом заставила себя умолкнуть, чтобы в запале не наговорить лишнего и не дать Сатане узнать, что его происки разоблачены.

Лунный свет ласково проливался на миловидное лицо Иуды, словно сама луна любила его.

— Ах, Мария, — он покачал головой, — я никогда ни за кого себя не выдавал. Я всегда был человеком ищущим, это всякий знает.

Ее так и подмывало сказать: «А сейчас стал лжецом и предателем». Но, увы, этот тип не только самодоволен, но и неглуп. Сказать такое — значит дать ему понять, что его заговор раскрыт.

— Ты сойдешь в могилу, так и не найдя того, что искал.

— То же самое можно сказать о многих выдающихся людях. Если ты права, я окажусь в хорошей компании.

— Только не надо равнять себя с великими философами и бунтарями! — возмутилась Мария. — Они не пригласят тебя в свои ряды. Твое место скорее… — она хотела назвать имена известных изменников, неблагодарных сыновей Аарона и Корея, восставших против Моисея, но это было бы слишком явно, — с оступившимися и навлекшими на себя гнев и осуждение.

Иуда с натянутым смешком ответил:

— Ты определенно нуждаешься в отдыхе. — Но прикоснуться к ней больше не пытался.

— А ты определенно нуждаешься в покаянии. Но жалости не заслуживаешь! — отрезала она.

Когда Мария улеглась на свою подстилку, ей потребовалось немало времени, чтобы изгнать Иуду из своих мыслей. Его падение она переживала мучительно. Каиафу или Антипу Мария не винила: они только слышали об Иисусе, и в их представлении он являлся смутьяном из Галилеи, появившимся вдобавок в неудачное время, когда иудеям стоило бы как можно меньше привлекать к себе внимание римлян. Другое дело Иуда — во многих отношениях он казался самым сведущим и самым понимающим из всех учеников.