Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
— Вы! Вы, которые заявляете, что остаетесь в согласии с Законом ваших предков, а в действительности попираете его ногами! Вашего главаря Петра уже постигла в Риме справедливая кара. Пусть же вас всех постигнет та же судьба — судьба Иакова Иерусалимского. И того, другого Иакова, что был перед ним. Да сгинут все богохульники и отщепенцы!
— Мы имеем такое же право находиться здесь, как и ты, — спокойно возразил Симеон пышущему злобой служителю.
Тот в ответ подал знак, и к нам устремилась храмовая стража. Солдаты, дежурившие на стенах, оставили свои посты и тоже поспешили к нам.
— Уйдем отсюда, — обратился к единоверцам Симеон. — А эти люди… Бог им судья.
Вот
Мы подготовились к долгому пути, увязав в узлы те пожитки, которые могли взять с собой, и распродав все слишком громоздкое и тяжелое. Перед уходом мы еще раз посетили памятные места, связанным с именем Иисуса, — прошли сквозь ворота в которые он въехал на осле, побывали у дворца прокуратора, заглянули на судебный двор первосвященников, задержались под сенью Гефсимансхого сада. К пещерной гробнице мы не пошли, а вместо этого навестили все места, где он являлся нам после воскресения. Мне он предстал в саду перед местом захоронения. Другим — в верхней комнате арендуемого дома. Ну а под конец мы помолились у грота, где нашло упокоение тело высокочтимой Марии.
Расставаться с тем, что наполняет твои воспоминания и составляет саму твою сущность, — о, как это тяжко! Здесь мы, знавшие Иисуса при жизни, сплотились после его ухода да и самому Иисусу этот город всегда был близок и дорог. Теперь нам предстояло его покинуть. Мы прощались с печалью, но не выказывали чрезмерной скорби, ибо это огорчило бы Иисуса, всегда предостерегавшего от избыточной привязанности к преходящему.
Итак, в ясный, солнечный день, особенно подчеркивавший притягательную красоту города, мы выступили из Иерусалима караваном в несколько сотен человек. Казалось, никогда еще храм не сверкал так ярко, никогда его золотая отделка не играла на солнце столь ослепительными бликами, а великие бронзовые ворота распахнутые сейчас для верующих, не выглядели столь изысканно и величаво. Город словно манил, призывал вернуться, и сила этого зова была почти непреодолима.
Но мы уходили. Впереди нас ждал долгий путь, а за спиной оставался Иерусалим, вокруг которого уже смыкалось стальное кольцо римских легионов. Мы миновали их лагеря, устроенные за городскими воротами, и они провожали нас угрюмыми взглядами, но не останавливали и не препятствовали уходу.
«Вы должны отправиться за Иордан, в безопасное место». Но куда? Как его найти?
Мы направились к реке по Иерихонской дороге, известной тем, что на ней частенько промышляли грабители и разбойники, а также тем, что Иисус упомянул ее в притче о самаритянке. Затем проследовали вдоль русла, держась, однако, подальше от болотистых или заросших густыми колючими кустами прибрежных низменностей.
Проходя мимо брода, где некогда проповедовал Иоанн Креститель, я издалека поискала взглядом место своего избавления — крутой, бесплодный берег, помнивший тогдашнее мое одиночество и отчаяние. Но для меня было ясно, что путь наш лежит не сюда.
Мы шли и шли по дороге, уходя все дальше на север. Внизу петлял Иордан, за ним простиралась плоская равнина, упиравшаяся в подножие холмистой гряды. Иисус сказал мне, что мы должны отправиться за Иордан, то есть переправиться через реку. Какое бы «безопасное место» ни имелось в виду, оно должно было находиться на той стороне.
Здесь раскинулись владения язычников — так называемый Декаполис, или Десятиградие. Города это были греческие, и привечали там только граждан союза, остальные же окрестные земли выглядели совершенно пустынными.
Мы
Мы еще не поднялись к Галилейскому морю, которого я страстно желала достичь и увидеть, хотя бы через водное пространство, Тивериаду и Магдалу, когда я почувствовала сильное желание остановиться.
— Привал! — скомандовала я и движение прекратилось.
Мы находились в нескольких лигах от самой южной оконечности озера, а Иордан протекал сквозь густые заросли по правую руку от нас. Однако к реке вела тропа, а дальше за ней начиналась дорога.
Я села и опустила голову на руки в ожидании дальнейших указаний. И получила их — в светлый полдень, в самое ясное время дня. «Переправляйтесь здесь. Вброд. Затем следуйте по той дороге, что видишь за рекой».
«И это все? — мысленно спросила я. — Ты так и не скажешь, где место назначения?»
Ответа не последовало.
Вода в реке в это время стояла низко, и мы смогли перейти ее вброд, не намочив пожитки, которые несли на плечах и на голове. Я не могла не подумать об Иисусе Навине; он, когда в первый раз переправился за Иордан, сложил из собранных с речного ложа камней пирамиду, чтобы отметить это памятное место. Нам, может быть, тоже стоило бы соорудил какой-нибудь памятный знак, но какой? Кончились мои сомнения тем, что мы перебрались на тот берег, не оставив никаких следов своего путешествия.
Дорога от реки шла на подъем, и, когда мы, следуя по ней, поднялись на гребень горной гряды, перед нами открылся вид на раскинувшийся внизу город.
«Здесь вы должны остановиться и ждать», — прозвучал в моих ушах громкий, отчетливый приказ.
Я растерялась. Судя по всему, город лежавший внизу, был языческим. На его окраинах высились обнесенные колоннадами здания, явно представлявшие собой эллинские храмы.
— Как мы можем здесь жить? — спросила я громко, вслух. — Это же гнездо язычества! Зачем ты привел нас сюда?
«Здесь безопасно. Здешние жители не ссорились с Римом. Здесь вы будет в безопасности, чтобы, когда придет время, двинуться дальше».
Мы поплелись по пересекавшей холмистую местность дороге, и, когда приблизились к городу, называвшемуся Пелла, я объявила:
— Вот место, которому по воле Господа надлежит стать нашим убежищем.
Первые месяцы на новом месте дались нелегко. Нам пришлось искать кров, работу, чтобы добывать пропитание, и учиться жить среди чужаков. Не то чтобы нам никогда не приходилось иметь дело с иностранцами, вовсе нет — разница заключалась в том, что здесь иностранцами были мы. В этом небольшом городе, спланированном и построенном греческими зодчими по образцу полисов Эллады, люди говорили между собой по-гречески, на рынках и в лавках расплачивались драхмами, и, что хуже всего, здешняя рабочая неделя не предусматривала выходного дня в Щаббат. Евреи в городе были, имелась даже крохотная синагога, но на каждом углу стояли храмы, святилища и статуи великого множества богов, как эллинских, вроде Зевса и Аполлона, так и тех, кому поклонялись в дальних краях, например Исиде или Серапису. Из харчевен тянуло жареной свининой — этот шибавший в ноздри запах не спутать ни с бараниной, ни с козлятиной. Полуобнаженные юнцы чванливо разгуливали по улицам, обгрызая свиные косточки, их пальцы были перепачканы нечистым свиным жиром. И направлялись они в гимнасий, где им предстояло раздеться полностью и выйти на ристалище голыми!