Тайная капитуляция

Даллес Аллен

26 апреля, за два дня до казни Муссолини, Скотти сообщил мне, что префект Комо пытался убедить дуче сдаться американцам в Швейцарии. Префект действительно прислал Скотти письмо с просьбой рассмотреть такую возможность, а Скотти проинформировал меня о развитии событий.

На первый взгляд Муссолини казался перспективным заложником, но такая операция была скорее заманчивой, чем мудрой или практичной.

Я не желал отвечать за переправку фашистского диктатора в Швейцарию. Как только он физически оказался бы в стране, швейцарцы должны были бы предоставить ему, по крайней мере, временное убежище в соответствии с процедурами обращения с политическими эмигрантами, принятыми в этом государстве. Это поставило бы их в затруднительное положение, за которое мне пришлось бы нести свою меру ответственности. Я отказался участвовать

в переправке диктатора в Швейцарию и направил Скотти указание не иметь дела с Муссолини. Позднее я узнал, что и сам Муссолини отверг идею просить убежища в Швейцарии.

Глава 12

Капитуляция подписана – но не доставлена

Утром 27 апреля я прибыл в свой офис, а вскоре пришли три сигнала, все с пометкой «ТРОЙНОЙ ПРИОРИТЕТ» – гриф чрезвычайных сообщений, требующий абсолютного преимущества над всеми сообщениями на линии.

Все предыдущие «стоп-сигналы» были отменены. Совместный комитет начальников штабов давал фельдмаршалу Александеру указание немедленно организовать приезд германских парламентеров в Казерту для подписания капитуляции. Не следовало проводить никаких совещаний или обсуждений в Швейцарии. Русским было предложено прислать в Казерту своего представителя. В тот же день был отправлен самолет из Казерты в Аннеси, пригород Женевы, чтобы забрать капитуляционную команду. Предлагалось, чтобы парламентеров по возможности сопровождали Гаверниц и Вайбель.

Затем посыпались сообщения, телефон звонил не переставая. Поскольку в этот самый момент Вайбель на машине вез Вольфа к австрийской границе, я связался с его офисом и настоятельно просил отловить его на пути и сообщить последние новости. Затем я информировал Вашингтон и Казерту о ситуации, объяснив, что, если повезет, мы сможем, пока не поздно, остановить Вольфа. Однако, даже если мы вовремя доберемся до Вольфа и сможем убедить его самого отправиться в Казерту, возможно, было бы лучше позволить ему продолжить путь в свой штаб в Больцано. Там он сможет более толково распорядиться своими генералами, а Веннер и Швайниц могли бы подписать документы в Казерте. Потом я позвонил Гаверницу на виллу в Асконе, куда он отправился после отъезда Вольфа. Я велел ему немедленно возвращаться в Берн и быть готовым вылететь вместе с немцами в Казерту. Он не сразу поверил своим ушам.

К полудню позвонил Вайбель и подтвердил, что получил наше сообщение, когда приехал с Вольфом на австрийско-швейцарскую границу. Вольф был восхищен развитием событий, но решил вернуться в Больцано. Он считал, что там принесет больше пользы, чем на подписании документов в Казерте, где Веннер имел полномочия представлять его. Вольф внес два предложения по извечной проблеме связи, сейчас важной, как никогда. Во– первых, он предложил оставить Циммера в Бухсе дежурить на австрийско-швейцарской границе, как он это делал в Кьяссо на итальянско-швейцарской границе. Во-вторых, было предложено направить Маленького Уолли в Больцано, прямо в штаб СС, где Вольф устроил бы ему такое же секретное убежище, какое было в Милане. Уолли после возвращения из Милана ждал дальнейших указаний в Берне, и Вольф знал его как способного и храброго парня. Из Больцано Уолли смог бы установить радиосвязь с Казертой, и Ставка союзников имела бы прямую связь с Вольфом, а через него и с германской армией. Таким образом можно было бы после подписания капитуляции контролировать исполнение прекращения огня. Я незамедлительно передал это предложение по телеграфу в Вашингтон и Казерту. Такую же информацию получили Швайниц и Веннер, выехавшие ближайшим поездом из Люцерна в Берн.

К тому времени самолет из Казерты приземлился в Аннеси, и его пилот связался со мной. Я сообщил ему, что два парламентера и Гаверниц будут готовы лететь с ним на следующее утро, 28 апреля, в субботу. Одновременно я передал Вайбелю продуманное и дипломатичное приглашение фельдмаршала Александера присутствовать на церемонии подписания в Казерте.

Тем же вечером мы с Гаверницем встретились со Швайницем и Веннером у меня дома в Берне. Поскольку в Швейцарии переговоры проводить не следовало, моей задачей было отправить их в Казерту, и наша беседа была в основном посвящена организации поездки и подготовке к предстоящим после столь длительной и разочаровывающей задержки делам. Трое из них остановились ненадолго в Женеве. На следующее утро мы организовали их переезд

во Францию и в Аннеси, откуда они должны были лететь в Казерту. Провидение, как я это и почувствовал после спасения Вольфа, было с нами. Если бы телеграммы из Вашингтона пришли на несколько часов позже, Вольф вернулся бы в Больцано с мыслью о том, что все дело провалилось, и, соответственно, не смог бы настроить генералов на капитуляцию.

Также и Швайниц с Веннером могли потерять терпение и уехать домой.

Утром вся компания отправилась в Казерту. Пришло разрешение командировать Уолли на его опасный пост в Больцано. День еще не кончился, когда Маленький Уолли, со своим радиопередатчиком, сменой нижнего белья и обычным огромным запасом сигарет направился к своему новому месту назначения. До границы его сопровождал капитан Трейси Барнс. Циммер забрал его с границы в Австрию, в Фельдкирх, где они остались ждать автомобиль СС, которым должен был управлять один из людей Вольфа. В машине Уолли переоделся в форму СС, которой его обеспечил Вольф. Ирония судьбы, думал он, вспоминая дни, проведенные в Дахау. По прибытии в Больцано его отвели в маленькую комнату на третьем этаже необъятного дворца герцога Пистойского, в котором Вольф в 1944 году разместил центр связи и который теперь стал его последней штаб-квартирой в Италии. Уолли установил антенну и днем 29 апреля наладил радиоконтакт с офисом УСС в Казерте. Теперь он был готов выполнять свою важнейшую службу, поддерживая связь в исторический момент подписания капитуляции.

Поскольку конфиденциальность оставалась на повестке дня, а у меня была чересчур мощная реклама как у личного представителя президента Рузвельта, я не поехал в Казерту на подписание. Мое присутствие на церемонии могло быть легко раскрыто прессой, что поставило бы под удар безопасность операции, которую мы сохраняли в тайне до настоящего момента. Это по-прежнему была, и должна была на это время таковой оставаться, «тайная капитуляция». Далее, это была военная капитуляция, производимая военными представителями с обеих сторон, отражающая общую военную победу союзников.

Гаверниц, по просьбе фельдмаршала Александера, сопровождал немецких парламентеров и исполнял роль переводчика во всех мероприятиях в Казерте в течение 28-го и 29 апреля 1945 г. Он написал мне полный отчет о тех днях. Как увидит читатель из этого отчета, функции Гаверница были куда более важными, чем просто работа переводчика, хотя официально других обязанностей у него не было. В действительности он имел удивительное влияние на немецких посланников, и его умение с ними обращаться особенно помогло, когда Швайница уговаривали вольно истолковать устные инструкции его начальника, генерала Витингофа. Не окажись там опытного переговорщика Гаверница, могли возникнуть серьезные неприятности, и, возможно, капитуляция так никогда и не была бы подписана. Вот рассказ Гаверница о тех двух решающих днях:

«Днем 28 апреля самолет фельдмаршала Александера, комфортабельно оборудованный «С-47», вылетел из Аннеси. Майор Хенли из штаба генерала Лемницера, прилетевший на нем из Казерты для сопровождения нашей команды, был единственным из трех американцев на борту, кто знал о сути нашей миссии.

Самолет пролетел мимо величественно красивого Монблана и продолжил свой путь над Ниццей и Корсикой, над синеющим внизу Средиземным морем. В первые два часа полета немецкие эмиссары были погружены в тоскливые раздумья либо спали. Но на последнем отрезке пути они разговорились и начали задавать вопросы.

Их интересовали вопросы протокола. Следует ли им пожимать руки офицерам союзников по прибытии? Будут ли с ними обращаться как с парламентерами или, по военным обычаям, завяжут глаза, чтобы они не увидели что-нибудь важное в расположении союзников? Будут ли они интернированы, если переговоры провалятся?

Наш самолет приземлился на аэродроме Марчианезе вблизи Казерты около трех часов дня. Генералы Лемницер и Эйри ждали нас на летном поле. Несколько недель назад они столкнулись со сходными протокольными проблемами на тайной встрече в Асконе. Я решил выйти из самолета первым и предоставил генералам решать вновь возникшую проблему рукопожатий. Без рукопожатий они решили обойтись, но попросили меня представить их и немцев друг другу под подлинными именами. Формальности закончились, обе стороны сдержанно раскланялись при представлении, немцы поехали в одном автомобиле, а генералы союзников и я – в другом.