Тайная капитуляция
Шрифт:
В конце концов я выдвинул аргумент, который, кажется, возымел действие. «Неужели вы не осознаете, – сказал я, – что каждое наше слово может стоить жизни сотням солдат? Каждую минуту, пока мы здесь спорим, происходят новые разрушения, новые авианалеты на германские города, гибнут люди».
Здесь сопротивление Швайница стало угасать. Но он все еще настаивал на том, что его начальник, Витингоф, должен быть информирован относительно условий капитуляции и у него следует получить окончательное согласие на подписание документов. Вместе мы набросали черновик телеграммы, которую следовало направить Витингофу. Было четыре часа утра.
Я чувствовал, что удалось добиться значительного
Генерал работал за своим столом. Он был весьма ободрен продемонстрированным проектом телеграммы и приказал немедленно его зашифровать. Так как Уолли, наш радист, еще не занял свой пост в штабе Вольфа в Больцано, послание было отослано в наш офис в Берне, откуда его должны были переправить с курьером в штаб Витингофа в Больцано. Такой затяжной метод доставки означал, что ответ можно будет получить самое раннее через два– три дня.
Нам удалось несколько часов поспать. Следующая неформальная встреча между генералами Лемницером и Эйри, немецкими эмиссарами и мной состоялась утром. Это заседание Эйри открыл заявлением, что нет времени ждать ответа Витингофа. Он настаивал на том, чтобы капитуляция была подписана сегодня же, а эмиссары могли бы днем отбыть и попытаться на следующий день добраться до Больцано. Вот тогда стало ясно, что долгие дебаты предыдущей ночи принесли свои плоды, потому что теперь Швайниц согласился поставить подпись без дополнительного согласия начальника.
Вслед за тем началось обсуждение и определение необходимых мероприятий для оформления капитуляции. Заставить сражающуюся армию сложить оружие во многих отношениях такое же кропотливое дело, как и мобилизовать ее. Самое важное – зафиксировать точное время прекращения военных действий и убедиться, что приказы дошли до фронтовых частей и выполняются. Не может быть ничего хуже варианта, когда одна сторона прекратит огонь, а другая будет продолжать сражаться. Чтобы предотвратить какое-либо взаимонепонимание и синхронизировать действия, было решено установить время капитуляции по гринвичскому времени.
Почти столь же важным было установление радиосвязи между штабом союзников и вражеским штабом. Коды, а также длины волн для обмена сообщениями между армиями были переданы немцам для доставки в их штабы [23] .
Днем и временем капитуляции были назначены 2 мая, полдень по Гринвичу, т. е. 2 часа пополудни по местному времени. Было 29 апреля, и мы полагали, что эмиссарам понадобятся примерно сутки, чтобы вернуться в свои штабы. Таким образом, оставалось 48 часов, чтобы отдать приказы о капитуляции и довести их до фронтовых германских частей. Мы сознавали, что уложиться в срок – 72 часа – можно только решая быстро вопросы. Было совершенно необходимо, чтобы команда, доставляющая акт о капитуляции, покинула Казерту на самолете в тот же день, не позднее трех часов. Тогда самолет успел бы приземлиться на швейцарско-французской границе до наступления темноты. Не оставалось даже времени перепечатать акт о капитуляции, в котором было около 30 страниц, чтобы внести в него изменения, на которые согласилось командование союзников. По предложению генерала Лемницера я вставил эти изменения от руки, а сам генерал наблюдал за мной из-за спины, следя, чтобы формулировки были верными.
23
Позже, однако, эти коды, тщательно подготовленные для связи между армиями, были сожжены
В два часа дня все было готово для подписания. Для этой цели была организована третья и последняя встреча командования союзников с немецкими эмиссарами в торжественной обстановке Королевского летнего дворца. Бывший бальный зал был превращен в кабинет генерала Моргана. Это огромное помещение украшала большая стратегическая карта долины По, а вторая карта показывала все Средиземноморье, арену древних и нынешних сражений, на которое теперь, благодаря тому, что совершалось в этой комнате, возвращался мир.
Хотя подписание первой германской капитуляции во Второй мировой войне по-прежнему оставалось сверхсекретным мероприятием, тем не менее оно было ярко освещено в прессе. Чтобы запечатлеть это историческое событие, небольшая группа выбранных по жребию британских и американских газетных и радиорепортеров прилетела сюда из Рима. Были установлены кинокамеры и осветительная аппаратура. У прибывших журналистов взяли обещание сохранять абсолютную секретность, пока не будет официального объявления о капитуляции, которое могло появиться, лишь когда она произойдет реально, то есть 2 мая. Эту договоренность репортеры честно выполнили.
В этот момент я предложил генералу Эйри скрыть имена немецких эмиссаров, так как я боялся, что их могут убить, как предателей, нацистские подпольщики, которые, как полагалось, могли в это время действовать в поверженной Германии. Немцы, не подозревавшие о публичных мероприятиях, были шокированы, когда вошли в зал, утопающий в слепящем сиянии восьми огромных «юпитеров», увидели микрофоны и услышали стрекочущий звук кинокамер.
Американские, британские и русские офицеры стояли по одну сторону комнаты. Всего здесь было одиннадцать высокопоставленных американских и британских генералов и адмиралов, один русский генерал со своим переводчиком, трое высших офицеров-союзников, небольшая группа журналистов и радиорепортеров и я.
Длинный полированный стол для заседаний был размещен посередине комнаты. Генерал Морган один стоял у конца стола. Обоих немцев провели к другому концу.
Генерал Морган, стоя за спинкой своего кресла, открыл мероприятие следующим вопросом: «Как я понимаю, вы готовы и уполномочены подписать условия акта о капитуляции. Это так?» Я перевел.
Швайниц ответил: «Ja».
Тогда генерал повернулся к Веннеру и повторил вопрос. Представитель СС ответил: «Jawohl».
Генерал Морган продолжил: «Я уполномочен подписать этот акт от имени Верховного союзного командования, условия капитуляции вступят в силу в полдень 2 мая по Гринвичу. Теперь я прошу вас поставить подписи, и затем акт подпишу я».
В этот момент представитель германской армии выкинул неожиданный номер. Швайниц, которого вновь одолели сомнения по поводу его полномочий, вставил по-немецки: «Могу ли повторить перед подписанием то, о чем говорил на предварительных переговорах? А именно – что я лично действую за пределами своих полномочий. Я предполагаю, что мой командующий, генерал фон Витингоф, примет эти условия, но я не могу нести за это полной ответственности».
Я медленно и тщательно перевел его слова на английский. Мы с генералом Лемницером обменялись полными сомнений взглядами, по залу прошел трепет. Это заявление могло обесценить подпись офицера германской армии в глазах союзников. Но у генерала Моргана, похоже, таких сомнений не было. Он твердо произнес: «Я принимаю ваше заявление».