Тайная жена Казановы

Линн-Дэвис Барбара

– Вот и она! Доставлена в целости и сохранности! – выкрикнул мой брат, когда наша гондола ударилась о бортик. Я зарделась, внезапно ощутив жар. Мне хотелось немного ослабить ленты на корсете, но после таких слов разве могла я допустить подобную вольность?

Джакомо презрительно взглянул на сидящего в гондоле Пьетрантонио и помог мне выбраться из лодки. Обнял меня за талию и повел прочь. Не удостоив моего брата даже кивком.

– Не знаю, как я сдержался и не перерезал ему горло, – прошипел он мне на ухо, когда мы шли к воротам.

Я не могла произнести ни слова. Я просто молча вцепилась в его руку.

В тот день он был без сюртука и жилета, и под льняной сорочкой я впервые ощутила его крепкие мышцы. И почувствовала себя в безопасности.

Оказавшись в саду, я тут же забыла о своем мрачном настроении и развратном братце. Я еще никогда не видела – или мне так показалось – такого огромного и прекрасного сада! Вдоль широких, вымощенных кирпичом тропинок поднимались высокие вечнозеленые изгороди, за которыми скрывались сотни клумб с розами и море розовых и желтых цветов.

Мы бродили по центральной тропинке, которую пересекали бьющие струей фонтаны – большая редкость в Венеции. По дороге, как я предполагаю, вдохновленный розами, Джакомо стал напевать стихи о розах и желании. Мне они показались несколько старомодными, отчего лишь еще более удивительными, когда он заговорил громче:

Венеры факел юноши коснулся,Костер любви в груди его взметнулся,И розу он к устам прижал, пылая,На исцеленье тщетно уповая [20] .

20

Пер. Ю. Поляковой.

Каждый раз, когда он употреблял слово «уста», он наклонялся и целовал меня в висок или щеку, пока я не начинала хихикать и подпевать. Парочки, идущие навстречу, улыбались и посылали нам воздушные поцелуи.

Наконец-то мы достигли того конца сада, который выходил на открытую лагуну. Воздух здесь был соленым и свежим. День клонился к закату, солнце еще висело в небе, но собиралось вот-вот нырнуть в воду. Джакомо подвел меня к скамье в тени дерева, в зарослях сладкого жасмина.

Он сел на скамью, меня усадил себе на колени. Я ткнулась носом в его теплую, крепкую шею и уютно устроилась у него на груди, радуясь тому, что слышу биение его сердца. Он был одним из тех, кого трудно представить себе в старости. Тяжело представить, что вообще смертен. Такие, как он, всегда сильны, чувственны, полны жизни.

– Я приготовил вам подарок, ангел мой, – сказал он и достал из кармана бриджей пару подвязок. Это были розовые шелковые подвязки, на которых красными нитками были вышиты стихи на французском языке.

Я растянула шелковые ленты на пальцах, любуясь роскошным подарком. Вспомнила простые белые подвязки, которые были на мне надеты, и дождаться не могла, когда вместо них надену эти изящные французские подвязки.

– А что означают эти слова? – поинтересовалась я у Джакомо.

– Представьте себе, если бы подвязки могли говорить, – объяснил он, поглаживая их, как верных товарищей, – они бы сказали: «Видя каждый день сокровища красоты Катерины, понимаешь, что Любовь не обмануть».

– О! – Я густо покраснела. Представила

у себя на юбке пристальный взгляд. – Я обязательно… их надену! – Я соскочила с его коленей и спряталась за близлежащей изгородью. Я сняла свои старые подвязки и швырнула их в грязь.

Джакомо последовал за мной, подглядывая сквозь густую стену из листьев.

– Вы сбежали до того, как я смог подарить вам свой второй подарок, – воскликнул он. Протиснулся ко мне и, опустившись передо мной на колени на траву, стал нежно стягивать мои чулки. Из другого кармана он достал пару новых жемчужно-серых чулок, еще никогда мне не доводилось видеть такой тончайшей работы. Эти чулки он стал медленно натягивать на меня: на голень, икры, бедра. Его начало трясти, почти неистово.

– Почему вы дрожите? – спросила я, касаясь его щеки. Это была моя самая любимая часть его лица: изящно вылепленная самим Господом скула.

– От своего желания я теряю над собой контроль, – ответил он, завязывая подвязки над коленями и нежно целуя их по кругу.

Я опустилась на траву, юбки мои задрались, и Джакомо взобрался на меня. Между нами, как пламя, разгоралось желание – слишком сильное, чтобы я могла ему сопротивляться. Я взъерошила ему волосы, он стал целовать мне шею и голые плечи.

– Пойдемте, – прошептал он, его губы находились в опасной близости от моих. – Давайте найдем домик, который я для нас арендовал. Солнце почти село.

Я послушалась, благодарная ему за то – когда сама пришла в чувство, – что он смог держать себя в руках. Я села и одернула юбку. Джакомо взял меня за обе руки и помог встать с травы.

Мы вышли из-за высокой изгороди. Остальные парочки, которые мы раньше заметили в саду, куда-то все исчезли. Небо превратилось в свинцово-серое, и в приближающихся сумерках виднелись очертания живой изгороди. Я обернулась, чтобы понаблюдать, как последняя длинная узкая полоска оранжевого солнца, которое все еще продолжает озарять горизонт, опускается в воду.

Джакомо потянулся за моей рукой. Я охотно протянула ему ладонь. Мне казалось, что вот-вот моя жизнь круто изменится – и я была к этому готова.

Глава 16

Наш домик располагался у кромки воды. Я слышала об этих маленьких домиках удовольствий, раскиданных по всей Венеции, – но, разумеется, сама раньше здесь не бывала. Этот домик был возведен в романском стиле, с глубоким крыльцом и четырьмя узкими мраморными колоннами, обрамляющими вход. Нас приветствовала пожилая служанка, которая велела нам позвать ее, когда мы захотим поужинать. Но сейчас меньше всего мы думали о еде! Джакомо потянул меня вверх по истертым каменным ступеням. Вокруг нас эхом разносился мой радостный смех.

Мы вошли в уютную комнату, где стояли грубо отесанный стол и два стула. А кровать была застелена чистыми льняными простынями. Джакомо продолжил с того места, где мы остановились в саду: подтолкнул меня к кровати, осыпая жадными поцелуями.

Все происходило так быстро! Внезапно я ощутила себя голубкой в когтях ястреба.

– Я прошу вас! – воскликнула я, отстраняясь от возлюбленного. – Вы целуете меня так, будто хотите причинить боль!

– Простите меня! – Он упал на колени, лицо его исказила мука. – Вы такая юная… понимаю… я немного забылся…