Тайная жизнь великих писателей
Шрифт:
Для детей «Властелин колец», может, и не подходил, зато был как будто специально создан для Голливуда, что впоследствии и доказала эпическая экранизация Питера Джексона. Однако если бы решение о съемках должен был принимать сам Толкин, фильм никогда не увидел бы свет. Он считал, что его работы экранизировать невозможно, и яростно противостоял любым попыткам адаптировать роман для кино, потому что это непременно разрушило бы хитросплетения сюжетных ходов. К тому же Толкин опасался, что крупные голливудские кинокомпании при перенесении его произведений на большой экран превратят их в дисне-евщину. «Пожалуй, было бы благоразумно позволить американцам делать то, что им кажется правильным, — писал Толкин, — до тех пор, пока у меня есть возможность
Не падкий на славу, Толкин до последнего дня жил жизнью слегка чокнутого профессора английской филологии. Он и его жена Эдит похоронены рядом в одной могиле неподалеку от их обожаемого Оксфорда. На их надгробных камнях высечены имена Берена и Лучиэнь — придуманных Толкином мифологических возлюбленных, о которых рассказано в «Сильмариллионе», сборнике легенд и сказаний Средиземья.
До 1945 года «Хоббит» в Германии был запрещен из-за нежелания автора раболепствовать перед фашистами. Когда немецкие издатели в 1937 году задумали перевести и опубликовать это творение Толкина, с автором связался чиновник из Третьего рейха, чтобы уточнить, арийское у него происхождение или нет. «Могу предположить, что на самом деле вас интересует, не еврей ли я, — ответил Толкин. — Очень жаль, но моих предков среди этих талантливых людей нет». Эта отповедь навсегда обеспечила ему дурную репутацию среди нацистских шишек.
Долгая и крепкая дружба связывала Толкина с другим известным писателем-фантастом — Клайвом С. Льюисом.
Они были в числе основателей оксфордского литературного объединения, известного как «Инклинги». Члены этого объединения собирались раз в две недели выкурить трубочку, выпить кружечку пива и почитать вслух отрывки из своих новых работ. Льюис, как и Толкин, был признанным писателем и верным христианином. Толкин видел в Льюисе равного, «человека одновременно честного, смелого и интеллектуального — ученого, поэта и философа — и возлюбленного сына Господа нашего, который в конце долгого пути воссоединится с Отцом».
Несмотря на связывавшие их нерушимые дружеские узы, писатели принимали мало участия в работах друг друга. Когда Толкин рассказал Льюису о новом персонаже, которого он собирался ввести в роман, Льюис отказал другу в моральной поддержке. «Нет, только не еще один гребаный гном!» — воскликнул он раздраженно. В свою очередь, Толкин счел главное творение Льюиса «Хроники Нарнии» смертельно скучным. «Печально, что «Нарния» и вся эта сторона личности К.С.Л. остается за пределами моих симпатий, — размышлял он, — а мои работы не вызывают у него приязни».
ДЖОН Р.Р. ТОЛКИН БЫЛ ФЕНОМЕНАЛЬНО ПЛОХИМ ВОДИТЕЛЕМ И ЧАСТО ПЕРЕДВИГАЛСЯ ПО УЛИЦЕ С ОДНОСТОРОННИМ ДВИЖЕНИЕМ НЕ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ. ЕГО ЖЕНА ОТКАЗЫВАЛАСЬ САДИТЬСЯ В МАШИНУ, ЕСЛИ ОН БЫЛ ЗА РУЛЕМ.
Толкин, не доверявший всем этим новомодным достижениям цивилизации, ненавидел автомобили и решил пойти на уроки вождения только в начале Второй мировой войны. Это была не лучшая новость для его соседей. Безалаберный стиль вождения писателя вошел в поговорку. Толкину вечно не удавалось уследить за ситуацией на дороге, он был известен среди местного населения тем, что частенько пытался протаранить чью-нибудь машину на главной улице Оксфорда. «Атакуй их, и они бросятся врассыпную!» — вопил он, несясь наперерез движению. Дошло до того, что жена Толкина отказывалась садиться в машину, если
Толкин во сне так оглушительно храпел, что им с женой пришлось заключить необычное соглашение: жена ночевала в спальне, а муж спал в ванной. Может, спать там было и не очень комфортно, зато утром не надо было далеко идти, чтобы принять душ.
Толкиновская франкофобия не знала границ и возникла в нем еще в ранней юности. В двадцать с небольшим лет посетив Париж, Толкин остался невысокого мнения о французах: они «вульгарны, болтают попусту, свистят и ведут себя неприлично». Толкин презирал не только французскую кухню и культуру, но и завоевание Англии норманнами. Он полагал, что покорение Британии Вильгельмом Завоевателем в 1066 году положило конец золотому веку англо-саксонской культуры, привнеся в нее европейские веяния, вредоносные для английской литературы.
В русском переводе романов Толкина этих низкорослых существ называют гномами, но сам автор называл их «dwarves», то есть карлики. Причем написание этого слова вызвало целый филологический скандал. В 1937 году, после публикации «Хоббита», блюстители грамотности едва не заклевали Толкина за то, что он не использовал форму «dwarfs», рекомендованную Оксфордским словарем английского языка. К счастью, у Толкина имелся убедительный контраргумент: он сам редактировал этот словарь.
Современные англичане, читая Библию, должны благодарить создателя Средиземья. Толкин был одним из переводчиков, работавших над «Иерусалимской библией», католическим изданием Библии, которое весьма высоко ценится благодаря своим литературным качествам. Однако те, кто хотел бы почитать толкиновский перевод Апокалипсиса, будут разочарованы. Его вклад ограничивается двумя книгами Ветхого Завета: Книгой Ионы и Книгой Иова.
Толкин никогда не стремился к известности. «В Оксфорде полно людей, которые никогда обо мне не слышали», — говорил он с гордостью. Он доказал это в 1964 году, когда в университет приехал с лекцией писатель Роберт Грейвз. На торжественном вечере Грейвз представил Толкина красивой и явно богатой даме, за которой тянулась вереница репортеров и фотографов. Они мило беседовали в течение нескольких минут, пока наконец до Грейвза не дошло, что Толкин понятия не имеет, кто эта женщина. Слова «кинозвезда Ава Гарднер» ничего ему не говорили. Но это не проблема, ведь даме тоже было не знакомо его имя. Они поговорили и разошлись, и в истории литературы так и не появилась новая самая плохо совместимая пара со времен драматурга Артура Миллера и Мэрилин Монро.
Увидев иллюстрацию на обложке первого американского издания «Хоббита» (1965), Толкин едва не лишился дара речи. Рисунок, на котором были изображены лев, два эму и дерево с огромными, похожими на луковицы плодами, имел крайне мало общего (если вообще хоть что-то имел) с сюжетом книги. «По-моему, обложка уродлива, — написал рассерженный писатель своим издателям, — но я понимаю, что главная цель оформления книг в мягкой обложке — привлечь покупателей, и, полагаю, вы лучше меня осведомлены о том, что привлекает американцев. Поэтому не буду спорить с вами о вкусах (цвета и шрифт ужасные, но считайте, что я этого не говорил), однако про рисунок-то я спросить должен: какое отношение он имеет к повествованию? Что это за место? При чем тут лев и эму? И что это за штуковина с розовыми шарами на переднем плане? Не понимаю, как кто-то, читавший мой текст (я надеюсь, вы относитесь к числу таковых), мог вообразить, что такая картинка порадует автора».