Тайник
Шрифт:
— К тетке?
— Вэл Даффи. Моя сестра. Она мне помогает с девочками.
— Как?
— Что значит «как»? — огрызнулся Мулен, и стало ясно, что его терпение на пределе. — Девочкам нужен женский глаз. Мне что, объяснить вам зачем или сами докумекаете? Син ходила к ней поболтать. Между нами, девочками, ясно?
— О переменах, которые происходили с ее телом? О проблемах с мальчиками?
— Не знаю. Мой нос был там, где ему положено быть, то есть у меня на лице. А не в их делах. Я благодарю небо за то, что рядом с Син есть женщина, с которой она может
— Которая дала бы вам знать в случае чего?
— Никакого случая не было.
— Но ведь причуды у него были.
— У кого?
— У Бруара. Вы сами сказали, что у него были причуды. Син была одной из них?
Лицо Мулена побагровело. Он шагнул к Сент-Джеймсу.
— Черт побери. Да я должен…
И он остановился. Похоже, это потребовало от него серьезного усилия.
— Речь идет о девочке, — сказал он. — Не о взрослой женщине. О девочке.
— Пожилые мужчины и прежде питали слабость к молоденьким девочкам.
— Вы выворачиваете мои слова наизнанку.
— Так поправьте меня.
Мулен помедлил. Сделал шаг назад. Оглянулся на свои поделки в другой половине мастерской.
— Я уже говорил. У него были причуды. Стоило какому-то предмету привлечь его внимание, и он словно обсыпал его волшебным порошком. Делал его особенным. Потом его привлекало что-то другое, и он посыпал порошком его. Такой уж он был.
— Волшебный порошок — это деньги?
Мулен покачал головой.
— Не только.
— А что же?
— Вера, — сказал тот.
— Во что именно?
— Вера в других. Он умел верить в других. Правда, человек начинал думать, что если ему повезет, то одной верой в него дело не ограничится, вот какая проблема.
— То есть от него ждали денег.
— Он почти обещал. Он как будто говорил: «Вот чем я могу тебе помочь, если ты будешь трудиться, только сначала надо трудиться, а уж дальше посмотрим». Конечно, он никогда так не говорил, то есть не такими словами. Но эта мысль почему-то заседала в голове у каждого.
— И у вас тоже? Вздохнув,
Мулен ответил:
— И у меня тоже.
Сент-Джеймс вспомнил все, что он узнал о Ги Бруаре, о его секретах, о планах на будущее, о том, что другие люди думали о нем самом и об этих планах. Возможно, подумал он, эти черты личности покойного, которые считали отражением капризов богатого благодетеля, были на самом деле симптомами гораздо более опасного для окружающих поведения — странной игры во власть. В этой игре влиятельный человек, более не занимавший место во главе успешной бизнес-корпорации, сохранял за собой определенного рода власть над людьми, причем осуществление этой власти и являлось конечной целью всей игры. Люди превращались в пешки, а доской служила их жизнь. А главным игроком был, конечно же, Ги Бруар.
Но достаточно ли этого, чтобы толкнуть кого-то на убийство?
Сент-Джеймс предполагал, что ответ на этот вопрос кроется в тех действиях, которые каждый предпринял под влиянием веры Бруара в него. Еще раз оглядев амбар, он частично увидел ответ на
— Полагаю, вас он заставил поверить в ваши художественные способности, — отметил он, — Так было дело? Он поощрял вас осуществить мечту?
Мулен вдруг направился ко входу в амбар, где щелкнул выключателем и остался стоять, вырисовываясь темным силуэтом на фоне двери. Он выглядел громадным, и не только благодаря свободной рабочей одежде, но и потому, что был силен как бык. Сент-Джеймс подумал, что ему, наверное, не составило труда разрушить поделки своих дочерей.
Он вышел на улицу следом за ним. Мулен закрыл дверь и повесил на нее замок, продев его дужку в толстые металлические петли.
— Он заставлял людей поверить в то, что они значительнее, чем на самом деле, вот что он умел, — сказал он. — А если они решались пойти по тому пути, на который он уговаривал их вступить… Что ж, полагаю, это было их личное дело. С кого же спрашивать, когда сам рискуешь последним?
— Люди редко ставят на карту последнее, если не верят в успех предприятия, — заметил Сент-Джеймс.
Генри Мулен оглянулся на сад, где осколки ракушек усыпали лужайку, точно снег.
— Он умел придумывать. Он рождал идеи и дарил их нам. А мы… мы умели верить.
— Вы знали об условиях завещания мистера Бруара? — спросил Сент-Джеймс, — Ваша дочь знала?
— Вы хотите спросить, не мы ли его убили? Не поторопились ли, пока он не передумал?
Мулен сунул руку в карман. Вытащил тяжелую связку ключей. И пошел по дорожке к дому, давя по пути ракушки и гравий. Сент-Джеймс шел за ним, но не потому, что надеялся на продолжение поднятой им самим темы, а потому, что увидел в этой связке кое-что интересное и хотел убедиться, что зрение его не обмануло.
— Завещание, — повторил он, — Знали вы о нем или не знали?
Мулен не отвечал до тех пор, пока не подошел к входной двери и не вставил один из ключей в ее замок. Тогда он повернулся, чтобы ответить.
— Ни о каком завещании мы ничего не знали, — сказал он. — Желаю вам доброго дня.
Он повернулся к Сент-Джеймсу спиной и вошел внутрь. Дверь тут же захлопнулась за ним, лязгнув замком. Но Сент-Джеймс успел увидеть то, что хотел. Со связки ключей Генри Мулена свисал маленький камешек с дырочкой посередине.
Сент-Джеймс пошел прочь от дома. Он был не настолько глуп, чтобы верить, будто Мулен рассказал ему все, но понимал, что сейчас от него большего не добьешься. И все же на пути к машине он остановился и задумчиво оглядел Ракушечный дом: шторы на окнах были задвинуты от солнца, дверь надежно заперта, сад лежал в руинах. Он размышлял о том, что же это значит — иметь причуды. А также о власти, которую обретает над другими человек, посвященный в их мечты.
Пока он так стоял, ни на что особенно не глядя, его внимание привлекло какое-то движение в доме. Пошарив глазами по фасаду, он заметил, что у небольшого окошка кто-то стоит.