Тайное место
Шрифт:
– Толпа подростков в замкнутом помещении, всякое случается. Травля, например. Ничего такого, нет?
Через канал – и в Ратмайнс.
– Абсолютно. Крис был популярным парнем, куча друзей, никаких врагов. Пара драк, но для мальчишек его возраста это нормально; ничего серьезного, ничего, что нам помогло бы. Подружки не было, по крайней мере официально. Три бывших – рано они теперь начинают, – но никакой “настоящей большой любви”, пара свиданий с обнимашками в кино, и разбежались; все расставания – больше года назад и без обид с любой стороны, насколько мы смогли выяснить. С учителями он тоже
– Дурные привычки?
Конвей покачала головой:
– Тоже мимо. Приятели говорят, он изредка курил на вечеринках, и не только табак, а если удавалось раздобыть алкоголь, то бывало, что напивался вдрызг, но на момент смерти был кристально трезв. И следов наркотиков тоже не нашли, ни в организме, ни в вещах. Никаких азартных игр. В истории браузера на домашнем компьютере есть пара порносайтов – а чего еще ждать от подростка? Насколько мы смогли установить, самые страшные его грехи – изредка затяжка-другая травы и порно в интернете.
Лицо у нее было спокойным. Брови чуть насуплены, вся сосредоточена на дороге. Казалось, ей совершенно безразлично, что ни хрена они так и не нашли: так случилось, не повезло, нечего расстраиваться.
– Ни мотива, ни зацепок, ни свидетелей. Со временем мы начали гоняться за собственной тенью, допрашивали одних и тех же людей раз за разом. С одним и тем же результатом. А у нас были и другие дела, мы не могли себе позволить несколько месяцев бессмысленно колотиться лбом о стену. Так что я в конце концов закрыла это дело. Положила под сукно в надежде, что рано или поздно произойдет что-нибудь вроде сегодняшнего.
– Как вы оказались главным следователем? – спросил я.
Конвей плотнее нажала на педаль.
– В смысле, как такой пигалице дали такое большое дело? Надо ей было заниматься домашним насилием, да?
– Нет. Я имел в виду, что вы же новичок.
– И что? Хочешь сказать, мы поэтому ничего не нашли?
Значит, все-таки не безразлично. Скрывает, достаточно хорошо, чтоб парни на работе не догадались, но ей вовсе не все равно, еще как не все равно.
– Нет, я пытаюсь сказать…
– Потому что иди в жопу. Можешь сваливать прямо сейчас, в автобус и домой в свои Висяки.
Не держи она руль, наверняка уже тыкала бы пальцем мне в физиономию.
– Нет. Я пытаюсь сказать, что с таким делом – подросток, элитная школа – в вашем отделе должны были догадаться, что шума будет много. Костелло был старше по званию. Почему он не взял его себе?
– Потому что я его заслужила. Потому что он знал, что я хороший, мать твою, детектив. Усвоил?
Стрелка спидометра продолжала ползти вверх, далеко за разрешенный предел.
– Усвоил, – быстро согласился я.
Повисла тишина. Конвей чуть снизила скорость, но лишь чуть. Мы добрались до Тереньюр-роуд; когда поток машин поредел, MG
– Эта машина – настоящая красавица.
– Водил такую?
– Пока не приходилось.
Снова кивок, как будто я только что подтвердил сложившееся обо мне мнение.
– В таком месте, как Святая Килда, надо себя показать, произвести впечатление. – Она неопределенно взмахнула рукой у себя над головой. – Добиться уважения.
Это многое мне сказало об Антуанетте Конвей. Что до меня, я бы взял старенький “поло” с хорошим пробегом, такой, на котором даже многочисленные слои краски не скрывают всех вмятин. Приходишь к людям этаким бестолковым неумехой, пятое колесо в телеге, – и они сразу расслабляются, теряют бдительность, есть шанс застать их врасплох.
– Такое, значит, место, да?
Она опять скривилась:
– Срань господня. Думала, они погонят меня в санобработку, чтобы избавить от акцента. Или выдадут форму горничной и укажут на черный ход для прислуги. Знаешь, сколько там дерут за обучение? Начиная с восьми штук в год. И это без проживания и без всяких внеклассных занятий. Хор там, пианино, театр. У тебя такое в школе было?
– Ну, мы играли в футбол на школьном дворе.
Это Конвей понравилось.
– Была там одна овца. Я ее вызываю на допрос, а она мне выдает: “Ну-у, я вообще-то сейчас не могу, у меня же урок кларнета через пять минут?” – Она вновь усмехнулась углом рта. Что бы она ни сказала несчастной девчонке, это определенно было приятно вспомнить. – Допрашивали ее целый час. Не выношу такое.
– А школа? – спросил я. – Снобистская, но хорошая, или просто снобистская?
– Даже если в лотерею выиграю, своего ребенка туда не пошлю. Но… – Она дернула плечом. – Маленькие классы. Куча наград с научных олимпиад и призы юным исследователям. У всех отличные зубы, никто не залетает, и все эти гладкие породистые сучки потом толпами поступают в колледж. Так что, наверное, неплохая, если ты не против, чтоб твой ребенок превратился в заносчивый кусок дерьма.
– Отец Холли – коп. Дублинец. Из Либертис.
– Я в курсе. Думаешь, могу такое не заметить?
– Он бы ее туда не послал, если б думал, что сделает из дочери заносчивый кусок дерьма.
Конвей остановилась на светофоре. Зажегся зеленый, и она тут же рванула с места.
– Ты ей нравишься? – спросила она.
Я едва не рассмеялся.
– Она же ребенок. Ей было девять, когда мы познакомились, десять, когда дело пошло в суд. С тех пор, вплоть до сегодняшнего дня, я ее не видел.
Конвей бросила на меня взгляд, который ясно говорил, что ребенок в этой ситуации скорее я.
– Ты не поверишь… Вообще она как, врет?
Я задумался.
– Мне не врала. По крайней мере, я ее на этом не ловил. Хорошая была девчонка.
– Она врет, – отрезала Конвей.
– В чем?
– Не знаю. Я ее тоже не поймала. Может, мне она не врала. Но девчонки в этом возрасте вруньи. Все.
Я подумал, не посоветовать ли ей, чтобы в следующий раз приберегла вопросы с подвохом для подозреваемых, но вместо этого сказал: