Тайное становится явным
Шрифт:
– И вы.
– И мы, – согласился Дымов, – секции единоборств и школы выживания всегда патронировались нашими людьми. Оказалось, не зря. В чем наглядное упущение Ордена. Но если прежде организациям таежных туров не уделялось должного внимания, то нынче – напротив.
– Но меня вычислят… – прошептала я. Душа застонала и стала съеживаться.
– Как? – манерно удивился Дымов. – Группы постоянно тусуются. Они не знают друг друга ни по именам, ни в лицо. В конце концов, вас никто не тянет за уши. Вольному воля. Вместо вас поедет другой.
– В чем состоит задание? – пробормотала я. Нет, положительно – то, о чем так долго я мечтала, нечаянно сбылось и оказалось ужасным.
– Сбор
– Так вы согласны? – Пургин наклонился в мою сторону и пытливо посмотрел в глаза.
Я издала нечто вроде предсмертного стона:
– И что же из этого будет?..
– А будет сентябрь, – Пургин улыбнулся краешками губ. – Вы поедете за границу, а мы закончим без вас.
Стоит ли говорить, что я ему не поверила?
– Понимаете, в чем дело, – говорил маленький серенький человечек, сжимая и разжимая «домиком» холеные ладошки, – если клиент не против того, чтобы из него делали героя, мы стараемся не применять к нему нестандартных мер воздействия. И правильно, химия, фу, – это так противно, – серенький шкодливо подмигнул. – А если клиент не хочет быть героем, мы вынуждены прибегать к целой серии непопулярных мер. Для начала поражается воля, потом стираются электрошоком, а то и ультразвуком, ненужные воспоминания, дабы ностальгия по прошлому не помешала приблизить лучезарное будущее. Дальше отключается восприимчивость к боли. Как рубильничком – хрясь, и свет погас…
– Я хочу быть героем, – прошептал Туманов.
– Нет, не хотите, – человечек огорченно покачал головкой, похожей на сморщенную заплесневелую луковицу. – Такие, как вы, не хотят быть героями. Приборы констатируют – а их не обманешь – вам подавай покой, уединение, отрешенность от наших недостойных мирских дел.
– У вас неправильное понимание… И приборы у вас неправильные. Я хочу быть героем.
Полное «шизэ», как сказала бы Алиса.
– Весьма сомнительно, молодой человек. Ваше настоящее имя Павел Игоревич Туманов. Послужной список – на трех листах, «рекомендации» – наимощнейшие. В принципе, уже герой, но с другим знаком. Менять полярность – неблагодарное дело. Без химии с физикой очень сложно. Фу, какая гадость эта наша химия…
Туманова безудержно лихорадило. Голова разрывалась на мелкие кусочки. После трех часов в ледяном «спичечном коробке», после двух – в духоте обильного аммиачными испарениями пространства организм начал вести себя самым подлым образом. В экстремальных условиях терпел, в обычных – проняло.
– Фигурант списка «Гамма», вдвойне приятно. Почему же вы не женились-то, Павел Игоревич? У вас родились бы исключительной одаренности детишки.
– Еще не поздно исправиться…
Человечек разлепил ладошки и потер пальцем веко.
– Поздно, Павел Игоревич. Ближайшие ваши годы уже расписаны, да и раньше надо было думать. Какой нынче прок с ваших детишек? Покуда вырастут, отгремят великие сражения…
Этот неторопливый болтун нещадно действовал на нервы. Сморщенная физиономия с белесоватыми невыразительными глазками покачивалась не далее как в полуметре. Но не было возможности по ней звездануть: руки висели и не слушались. Укол чуть ниже шеи обездвижил верхние конечности и ослабил нижние. Создавалось впечатление, что ему усиленно мстят. В частности, вот этот «репчатый реваншист», которого он впервые видит, но который так и норовит опустить его ниже пола. Не иначе заказ выполняет. Уж не человека ли по имени Александр Николаевич – того самого, со спущенными штанами?..
– Я хочу знать, Павел Игоревич, как к вам попали документы и куда вы их хотели
– Уважаемый, вы лопух… Ваши люди давно в курсе. Два дня меня выкручивают, как хотят, и тут вдруг являетесь вы и…
– Без оскорблений, пожалуйста. Ваш рассказ вполне усвоен. Но он не акт доброй воли, поскольку родился под впечатлением закиси азота. Вы не отвечали за свои слова. А теперь должны ответить. Мне нужны не просто голые факты, но и ваше отношение к ним. Считайте меня психологом. Говорите же, Павел Игоревич, говорите, вас записывают. Чем раньше закончите, тем быстрее пойдете отдыхать.
Зачем юродствовать и выставлять себя посмешищем? Жизнь изменилась к худшему в тот момент, когда он схлопотал микропорой по макушке. Душа отлетела, покружив над телом, вернулась (привыкла дома-то), но вела себя так, словно это не его, а ее треснули по затылку. Несколько человек обыскивали номер – он различал матовое движение и тяжелую поступь. Затем он взмыл вверх, за спиной защелкнулись наручники, и проблема ватных конечностей стала неактуальной – его потащили. Туманов помнил лестницу, по которой безвольно волочились его ноги, услужливого перепуганного портье, шарахающихся постояльцев. Он являл собой эталон покорности – удар по голове полностью отбил желание цитировать Декларацию прав человека. От тряски в машине развилась морская болезнь, но в голове прояснилось. Не до умственной эквилибристики, но элементарные операции мозга (что проще принять: роды или факс?) он уже мог себе позволить. Нет сомнений, Туманова сцапали страдающие бесоодержимостью «орденоносцы». Дина, предположительно, ушла. Иначе не везли бы их порознь. А коллеги по «Бастиону» подложили новую свинью, рассчитывая на сей раз уже не просто его ухлопать, а ухлопать с пользой для дела. И опять он попался. А все потому, что два понятия – «Туманов» и «доверчивость», как хлеб и масло, – просто созданы друг для друга… Он отметил уникальный в своем роде Тещин язык – яркую примету дороги в аэропорт; пустую трассу. Но где-то за постом ГАИ, который они преодолели с ветерком (попробуй останови…), поездка прервалась. Его вывели из машины и втолкнули в дом. Раньше здесь были склады, фирмочки, мелкие торговые шарашки – теперь их здесь не было. Парни в камуфляже охраняли нечто вроде цейхгауза. Коридоры, решетки, спуск в подвал. Быстрое фото, сканер, снятие «пальчиков», модный бзик – отпечаток языка – запечатлели, так сказать, личность. Нужный поиск, успех, возгласы удивления, злые взгляды. Обратная дорога – лестница вверх, решетки, коридоры… Джип под дождем, трясучка…
– Услуга за услугу, уважаемый… Где женщина, которая находилась со мной в гостиничном номере? Вы должны про это знать…
Сивые глаза, ни черта не выражающие. Кривляние тонких губ, означающее усмешку. Опоссум вонючий…
– Она погибла. Застрелена при попытке к бегству. Чем скорее вы о ней забудете, тем лучше.
Врешь, шакал. Не было никаких выстрелов (кроме одного – пробившего голову внучонка). Да и зачем стрелять в Динку? Зачем, суки!.. А вдруг не врет? А вдруг правда? «Доктор, я буду жить?» – «А смысл?»
– Продолжайте, Павел Игоревич, продолжайте.
Продолжаем. Рот говорил одно, голова думала о другом. «Отзвучали песни твоего полка, Туманов», – думала голова… Невзрачный Ан-2, стоящий на спецполосе энского аэропорта, уж больно напомнил ему катафалк. Да кто же по своей воле – в последний-то путь? Напоследок он взбрыкнул. «Оступился» на трапе, развернулся так, что скованные руки оказались прижаты к спине, и ударил сопровождающего ногой в последнее ребро. «Маков!.. – взревел «орденоносец», падая на ступени. – Взять его!»