Тайной владеет пеон

Михайлов Рафаэль Михайлович

— Это обыкновенный рыбак. Живет между Пуэрто и Ливингстоном. Помогает нам. Связан только с Робом. Роба ты знаешь. Значит, сведения идут от нашего Роба. А вот где он их добыл, — сказать пока не могу.

— Пересчитайте своих, — размышлял вслух Риве­ра. — Значит ли это, что кто-то из наших связных по­пался или...

— Или в отряде есть предатель, — спокойно сказал Карлос.

— Почему ты говоришь об этом так мирно? — вски­пятился Ривера. — Один предатель сорвет весь план.

— Не горячись, — остановил его Карлос.

С той минуты, как Карлос принял план, он напоминал туго закрученную пружину: готовая развернуться и уда­рить со страшной силой, она какой-то период времени

напряжена и таит большую энергию. Карлос был спо­коен, его крупное лицо, подставленное ветру, дышало решимостью, ноздри слегка раздувались.

— Не горячись, — повторил Вельесер. — Если преда­тель здесь, он будет изобличен.

И снова они спустились по веревочной лестнице к прозрачным водам Рио Дульсе, и снова неуклюжая лодчонка перенесла их на правый берег. Уже готовясь углубиться со своим спутником в темень тропического леса, Карлос вдруг повернул его лицом к реке.

— Посмотри на нее еще раз, — нежно сказал он, — на нашу красавицу Рио Дульсе. У рыбаков есть легенда о том, как Завоеватель перегородил реку чугунной цепью, чтобы сберечь для себя неистощимые запасы золота и серебра, скрытые на дне. Но Рио Дульсе разорвала оковы и теперь ждет более сильного человека. Он дол­жен быть храбр, чтобы вступить в бой со злыми духами, скрывающими богатства. Он должен быть силен, чтобы суметь поднять богатства со дна. И он должен быть благороден, чтобы разделить их с народом, ибо даже самый сильный не удержит в своей руке всех богатств Рио Дульсе. Как ты думаешь, Ривера, не сумеем ли мы, коммунисты, поднять сокровище Рио Дульсе?

— Жаль, что это только легенда, — задумчиво произ­нес Ривера, очарованный красотой реки.

— Легенда. И немножко были. Остатки цепей Кор­теса действительно недавно вытащили из реки.

Под сенью вековых деревьев Карлос и Ривера попро­щались.

— Я прощаюсь с Карласом Вельесером, — лукаво шепнул Ривера, — а скоро встречусь в столице с сеньо­ром Феликсом Луисом Молина. — Он заглянул в глаза другу: — Карлос должен исчезнуть. Совсем исчезнуть.

4. НАРАНХО-ДЕД И НАРАНХО-ВНУК

Челнок прыгал на волнах, как скорлупка. Старик управлялся одним веслом.

— Погоди бросать крючок, Наранхо! — крикнул ста­рик. — Тарпун любит тепло. Солнце взойдет, — тогда и бросишь.

Волна плеснула в старика — он беззвучно рассмеял­ся. Казалось, ему нравится, что челнок швыряет, что ве­тер пощипывает спину и что лицо его пропиталось соленой влагой. Странное это было лицо. Пучок морщин перебегал по нему, как белка по веткам, каждый раз придавая ему выражение то откровенного удовольствия, то затаенного лукавства или же скрытой озабоченности. Но чаще старик смеялся, и тогда его круглое коричневое, почти черное лицо, опаленное тропическим солнцем, пе­ребрасывало морщинистые узлы к уголкам больших вы­пяченных вперед губ и становилось похожим на шишкообразный ананас, который давно созрел и просит осво­бодить его от твердой колючей кожуры.

Мальчик был похож на него. Такой же коренастый, смугло-черный, такой же резкоголосый, он весело посма­тривал на старика и не пропускал ни одной его шутки, сверкая ослепительно белыми, один в один, зубами.

— Наранхо, отвечай, — сказал старик, — чего больше в бухте; — раковин или моллюсков?

— В каждой раковине по моллюску, дед Наранхо, — нашелся мальчик и, заметив, что старик доволен отве­том, поддразнил его: — А чего в бухте больше: — рыб или раковин?

Острые глаза старика заблестели от удовольствия.

— Откуда знать детям, — засмеялся он, — что к ночи рыба из моря заплывает отдыхать в бухту. В какое вре­мя спросишь, —

такой ответ получишь.

Мальчик хотел еще что-то сказать, но первый луч солнца скользнул по синей кайме дальнего леса, сбежал по береговым террасам вниз к морю, попутно словно привел в движение легкие белые строения порта Ливингстон, сжатые на маленькой площадке между водой и тропическими зарослями, и разлился по бухте. Все это произошло ошеломляюще быстро — секундой назад и дома, и вода были погружены в предрассветную туман­ную дымку. Мальчик вскрикнул от удовольствия.

— Дед Наранхо, солнце самое лучшее, что есть на земле, — так я говорю?

Старик замотал головой.

— Нет, не так! — крикнул он полушутя, полусерьез­но. — Самое лучшее на земле — человек. Когда тебе пой­дет, как мне, восьмой десяток, ты и сам это скажешь.

— Дед Наранхо, — отозвался мальчик, забрасывая крючок в воду, — люди доставили много горя тебе и всему нашему роду. За что ты хвалишь их, любишь их?

— А вот за это! — рявкнул старик и обвел порт и бухту рукой. — И за это! — Он ткнул ногою в челнок, искусно выдолбленный из легкого дерева. — И за это тоже! — Он показал на маленький гарпун в руках внука.

Мальчик кивнул, — он понял мысль деда, но не сда­вался.

— Дед Наранхо, ты любишь тех, кто все это сделал. А другие?

— А другие отживают свой век, — уже тише сказал старик и опустил голову; внук никогда не видел в его лице такого ожесточения. Потом он выпрямился и заорал на внука: — Шевели веревкой — рыба любит движение! Подвинься влево — пусть тень уйдет от крючка.

Они пристально смотрели в прозрачную воду бухты, словно пытаясь угадать, какой сюрприз она вынесет на поверхность. Но все было тихо вокруг, и на соседних чел­ноках тоже не слышалось шума, с каким жители Ливингстона встречают богатый улов.

— Мы с тобой карибы, [16] Наранхо, — заговорил дед. — Мой отец, а твой прадед, еще помнил африканский берег. В одну ночь его и еще двести мужчин связали, бросили в трюм и привезли в Гватемалу. Здесь я родился и вы­рос. Ну, не здесь, а там, в джунглях, — старик махнул рукой в сторону зарослей. — Мне еще повезло. Я попал к богатому джонни, [17] который разводил апельсины. — Там и получил свое прозвище. [18] Меня пороли не так часто, как тех, кто убирал бананы. Но с моря надвигался ураган, мы поспешили укрыться, а хозяин велел капатас [19] запороть нас до смерти. Разве смеет пеон прятаться от урагана, когда урожай босса гибнет? Надсмотрщики были и сами злы, как черти. Они крали апельсины у хо­зяина и сбывали их по дешевке мелким торговцам. Доход их кончился; мы знали, что с нас сдерут шкуру. Трусы остались, смелые бежали. А путь лежал в болото. Мно­гих засосало. Мы выжили. Нас было семеро. Когда вышли к Рио Дульсе, низко поклонились ей: «Спасибо, красавица! Выручила. На голос твой шли».

16

Потомки негров, вывезенных рабовладельцами из Африки и смешавшихся с индейским населением.

17

Кличка англичан.

18

Наранха — апельсин (исп.).

19

Надсмотрщик.