Тайны Истинного мира

Ефиминюк Марина Владимировна

– Позвонил бы на домашний! – Я ткнула пальцем ему в грудь.

И он замахнулся. Ей-богу, я думала, он с разворота влепит мне пощечину, чтобы заткнулась, даже зажмурилась и непроизвольно вжала голову в плечи. Но Александр сдержался, опустил руку и произнес с пугающим спокойствием, словно в один миг затолкал в себя гнев и обиду:

– Мой телефон уже много лет прослушивается Владиленой. Мобильные номера оформлены на подставные имена, и те меняю каждый месяц.

Я обомлела и глупо захлопала ресницами, как истинная блондинка:

– Подожди,

не поняла.

– Маша, вся Зачистка до последней уборщицы знает, кто сегодня ночевал в моей спальне.

– Что?

– Я понял, что уволен, через две минуты после твоего звонка в квартиру Поганкиных. Зачистка узнала, где тебя встречать в тот же момент, что и ты. Удивляюсь, как тебе удалось раньше карателей приехать к дому инфернов. Отчего я смог опередить их?! – Он вдруг ссутулился и снова запрятал руки в карманы, а потом быстро направился к автомобилю.

– И куда мы теперь? – крикнула я ему в спину.

– Возвращать тебе цвет, – хмуро отозвался он.

Алекс уселся за руль и завел машинку, довольно зарокотавшую. По замкнутому выражению лица Александра никто и не смог догадаться, что еще минуту назад он кипел, как забытый на плите чайник. Я сжалась на удобном мягком сиденье и боялась пошевелиться. В салоне повисла тяжелая угнетающая тишина, прерываемая лишь кряхтением папочки Сэма, пытавшегося расстегнуть дубленку и не пришибить локтем младшенького на коленях.

Я не выдержала и потрепала рукав Александра:

– Саша…

Холодный недоуменный взгляд, обращенный к моей руке, заставил меня поспешно ретироваться, а имя, произнесенное отвратительным до нелепости интимным тоном, густо покраснеть. Я кашлянула и нарочито безразлично пожала плечами, отгораживаясь от неприятностей:

– Алекс, мне жаль.

Он помолчал, а потом процедил сквозь зубы, глядя на дорогу:

– Ни хрена тебе не жаль, Комарова! Ты подставила меня, мирную семью инфернов, которую теперь лишат регистрации и отправят ближе к полярному кругу, и тебе наплевать, потому что всю свою жизнь ты волновалась только о себе! И временная потеря памяти ничего не изменила. К сожаленью, горбатого только могила может исправить.

От обиды я хотела съязвить. Мол, много он обо мне знает, психолог-самоучка, но смолчала. В сущности, он имел права говорить жестокие грубые слова. Своим необдуманным поступком я действительно поставила его вне закона и очень сильно усложнила всем нам жизнь.

Подъезд к небольшому провинциальному городку в ста двадцати километрах от столицы ознаменовался страшными выбоинами как раз на развилке дороги.

Здесь, в области, в отличие от мегаполиса, царила настоящая русская зима.

Мы пронеслись мимо указателя «Березовая роща», рядом с которым стоял покосившийся желтый щит, на котором масляной краской от руки было написано «Частная охрана» и стоял непривычный пятизначный номер телефона.

Вокруг было тихо, ни души. Кто-то свыше щедрой рукой обсыпал сизые от мороза березки белой пудрой. Снег казался белее белого,

и над всей этой красотой нависало до странности огромное желтое солнце, словно припорошенное снежной пыльцой.

Отчего-то мне казалось, что мы въехали в совершенно иной мир, далекий и чуждый городской суеты. Время словно остановилось в середине прошлого века, ни тебе рекламных щитов, ни перетяжек. Хотя одна, колыхавшая от ветра и провисшая, выцветшими буквами гласила: «Агентство Недвижимости». Собственно, как раз под ним мы прокорябали низким днищем по так называемому «лежащему полицейскому», скрытому под снегом, и все дружно застонали.

Алекс вытащил из кармана бумажку и протянул мне:

– Глянь, какая там улица написана?

На клочке значилась улица и номер дома. Я узнала собственный почерк.

– Чего лицо вытянулось? – рявкнул мужчина. – Адрес скажи.

Стояли мы на светофоре, отчего-то мигающем всеми тремя глазками и одной зеленой стрелочкой. Улица раздваивалась. Одна разбитая дорога уходила направо, резко вверх, а вторая шла прямо. Куда ехать, Алекс никак не мог решиться.

Машина наша, хоть и заляпанная грязью, но похожая на игрушку, привлекла внимание стайки школьников. Мальчишки без зазрения совести тыкали пальцами. Нас объехала шестерка, и водитель ее визгливо загудел, выказывая свое отношение к заплутавшим столичным гостям.

Я рассматривала двухэтажный магазин на углу. Огромные окна здания отчего-то наполовину были заложены кирпичом и для опрятности затерты так и не выкрашенным бетоном. К входу с двух сторон вели ступеньки.

Перед глазами мелькнула картинка, будто я, маленькая девочка, стою на этих высоких ступеньках, одной рукой держась за перила, и за обе щеки уплетаю желтое лимонное мороженое из вафельного стаканчика. Я всегда больше пломбир любила, но в этот раз в ларьке пломбир закончился, остался только щербет, а эскимо родителям было не по карману…

Неожиданно я почувствовала себя обманутой.

– Давайте, я выйду и спрошу, – предложил свою помощь Сэм, кажется, впервые за все время поездки позволивший себе подать голос.

– Не надо, – пробормотал Алекс, – сейчас разберемся.

Он разглядывал, выуженную из бардачка карту области, словно на ней мог найтись городок и нужная улица.

– Поворачивай направо, – хмуро скомандовала я.

– Что? – Он оторвался от изучения нарисованных дорог.

– Я говорю, поворачивай направо. Это улица Ленина, дворами выедем к нужному дому.

Александр бросил настороженный взгляд в мою сторону, но повернул. Машинка споро преодолела крутую обледенелую горку.

– Не смотри так, – процедила я сквозь зубы, – ты прекрасно знаешь, что в этом городе я выросла.

– Я думал, ты все забыла.

– О, у нее бывают озарения! – Ответил за меня Сэм и тут же ойкнул от очередного материнского подзатыльника.

– Мои родители по-прежнему здесь живут?

– Нет, – последовал короткий ответ тоном, запрещающим любые попытки продолжить допрос.