Тайны мирового разума и ясновидение

Мизун Юрий Гаврилович

Римский писатель Светоний в своей книге "Жизнеописание двенадцати цезарей" описывает чем-то похожий эпизод: когда тяжело заболел цезарь Калигула, "весь народ ночевал вокруг дворца, и находились такие, которые давали обет сражаться за его выздоровление, другие же на вотивных дощечках объявляли публично, что готовы за его жизнь отдать собственную". Как видно, здесь речь идет о коллективном донорстве. А смысл, несо­мненно, тот же. Кстати, те, что давали обет сражаться за него, этой формулой заявляли, что готовы отдать за него жизнь. Кон­кретно это означает — участвовать в бою на арене цирка в каче­стве гладиатора.

В памятнике литературы Древней Руси (IX в.) Киевско-Печерском

патерике сообщается такой эпизод.

"Князь Святоша, давно принявший иноческий сан и извест­ный подвижнической своей жизнью, сказал как-то лекарю — сириянину Петру:

— Через три месяца отойду я из мира.

Он выкопал себе могилу в одной из пещер и спросил сириянина:

— Кто из нас сильнее возжелает могилу сию?

И сказал старец:

— Пусть будет, кто хочет, но ты живи еще, а меня здесь положи.

Тогда блаженный сказал ему:

— Пусть будет, как ты хочешь...

—Я за тебя умру, — согласился старец, — ты же молись за меня.

—Дерзай, чадо, и будь готов, через три дня ты умрешь.

И вот причастился тот божественных и животворящих тайн, лег на одр свой, оправил одежды свои и, вытянув ноги, предал душу в руки Господа. Блаженный же князь Святоша жил после того тридцать лет, не выходя из монастыря". Цитировано по А.А.Горбовскому.

В прошлом веке что-то подобное было связано с известным российским святым и прозорливцем Серафимом Саровским (1760—1833). А.А.Горбовский этот случай описывает так: "Его (Саровского) часто посещал Михаил Васильевич Мантуров, который многие годы тяжело болел и которого старец исцелил. Когда Мантуров заболел злокачественной лихорадкой, старец послал за его сестрой Еленой Васильевной. Она явилась в сопро­вождении послушницы Ксении, которая и пересказала потом раз­говор, состоявшийся между ними:

— Радость моя, —сказал ей отец Серафим, —ты меня всег­да слушала. Можешь ли и теперь исполнить одно послушание, которое хочу тебе дать?

— Я всегда слушала вас, батюшка, — отвечала она, — послушаю вас и теперь. .

— Вот видишь ли, — стал тогда говорить старец. — Вы­шло Михаилу Васильевичу время умирать, он болел, и ему нуж­но умереть. А он нужен для обители, для сирот Дивеевских. Так вот, и послушание тебе: умри ты за Михаила Васильевича.

— Благословите, батюшка.

Вернувшись домой, Елена Васильевна больная слегла в постель, говоря: "Теперь я больше не встану". Она соборова­лась, приблизилась святых тайн и через несколько дней умерла. За три дня до кончины отец Серафим прислал для нее гроб. Мантуров же прожил после этого еще двадцать лет".

Опыт умирания

И зучение свидетельств тех, кто пережил смерть, свидетельствует, что эти люди после случив­шегося с ними принципиально меняются. Об этом, в частности, свидетельствуют исследо­вания Р.Моуди. Он пишет: "Посмертный опыт оказывает глубокое влияние на отноше­ние переживших его людей к физической смер­ти, особенно тех из них, которые до этого не думали, что есть что-либо после смерти. В той или иной форме все эти люди высказывали одну и ту же мысль — что они не боятся смер­ти". В связи с этим уместно привести максиму одного из католических теологов: "Тот, кто умирает до того, как умрет, не умрет, уми­рая".

Р.Моуди пишет:

"Пережитый опыт оказал на их жизнь очень тонкое умиротворяющее воздействие. Многие говорили мне, что после того, что про­изошло, они чувствуют, что их жизнь стала глубже и содержательнее, так как благодаря этому опыту они стали гораздо больше инте­ресоваться фундаментальными философски­ми

проблемами". Далее в подтверждение при­водится следующее свидетельство пережив­шего опыт умирания.

"С того момента, как это случилось, я всегда думаю о том, что я сделал с моей жиз­нью и что должен буду с ней делать. Моя прошлая жизнь, я был удовлетворен ею. Я не ду­мал, что миру что-либо нужно от меня, так как я в самом деле делал то, что мне хоте лось, и так, как мне хотелось; и я еще живу и могу делать что-то еще. Но после того, как я умирал, все вдруг изменилось, сразу после этого опыта. Я стал задумываться, когда я совершал те или иные поступки, но совершал ли я их потому, что они были хорошими только для меня?

Я старался делать вещи существенные и те, после которых мое сознание и душа чувствуют себя лучше. Я стараюсь избе­гать предубежденности и не осуждать людей. Я стараюсь совер­шать поступки, которые хороши сами по себе, а не только полез­ны лично для меня. И мне кажется, что я стал теперь гораздо лучше разбираться в жизни. Я чувствую, что обязан этим тому, что со мной произошло, то есть своему опыту смерти, тому, что я тогда увидел и пережил".

Пережившие опыт умирания люди начинают переоценивать свое отношение к разуму. Женщина, пережившая близость смер­ти, рассказывает:

"В тот момент я была гораздо более сосредоточена на со­стоянии моего разума, чем физического тела. Наш разум гораз­до более важная часть нас, чем вид и форма нашего тела. До этого в моей жизни было все как раз наоборот. Мое основное внимание и главные интересы были сосредоточены на моем теле, а то, что происходит с моим разумом, меня как-то не занима­ло, — все шло само по себе. Но после того, как это произошло, именно состояние моего разума стало основным предметом моих забот, а уже на втором месте — забота о теле, — оно просто нужно для поддержания разумной жизни. Тогда для меня не име­ло значения, есть ли у меня тело или нет. Я не думала об этом. Самым главным тогда для меня был мой разум..."

Практически все, кто соприкоснулся со смертью, особо под­черкивают важность стремления в этой жизни любви к другим людям, любви глубокой и исключительной. Р.Моуди приводит пример одного человека, "который встретил светящееся сущест­во, чувствовал полную любовь и понимание даже в тот момент, когда жизнь его развернулась, подобно панораме, для того, что­бы светящееся существо могло ее увидеть. Он почувствовал, что вопрос, который задало ему существо, заключается в следую­щем: может ли он таким же образом любить людей? Он чувству­ет, что теперь обязанность на земле — учиться такой любви".

Далее Р.Моуди пишет:

"Кроме того, многие подчеркивают важность приобретен­ных знаний. В течение их посмертного опыта им было сообщено, что наполнение знаний продолжается даже после жизни. Одна женщина, например, после опыта смерти стремится использовать любой случай для того, чтобы улучшить свое образование. Дру­гой мужчина дает следующий совет: "Неважно, в каком вы воз­расте, не переставайте учиться. Я думаю, что обучение — это процесс, уходящий в вечность".

Никто, — продолжает Р.Моуди, — из опрошенных мною людей не говорил, что выходил из этого опыта с чувством мо­рального "очищения" или совершенства. Никто не высказывал чувства превосходства — "я святее, чем ты". По существу, боль­шинство вынесло впечатление, что они, напротив, должны еще к чему-то стремиться, чего-то достигать. И видения поставили пе­ред ними новые цели, новые моральные принципы и определен­ное указание жить в соответствии с ними, но без ощущения мгно­венного спасения или непогрешимости".