Тайны митрополита
Шрифт:
– Не сочти за труд да поясни, – насторожились гости.
– Отчего не пояснить-то? – согласился пенсионер. – Вот смотрите: тюфяки да пороки, отбивались которыми от Тохтамыша… Наук плоды. Лодьи те же. Я, зерна покрупнее выбирая да овощи невиданные взращивая, тоже ведь науками занимаюсь.
– Науками своими ты в промысел Божий лезешь. Выше Бога ставишь себя, получается?
– Выше Бога, – усмехнулся пенсионер. – Человек по образу и подобию его создан. Уже только потому выше людине не подняться.
– По твоим россказням получается, что так и будет, что люди имя его позабудут да
– А ничего. – Пенсионер лишь устало пожал плечами. – Я-то при монастыре и грезил людей поучать. Да и то счету да чтению. Ну, может, чуть наукам грядущего, да и то под присмотром Сергия.
– А на что сирым чтение? Библию, что ли, читать? Так не дозволено то.
– Ну, пусть не все, но дьяконам-то решения тех же Вселенских соборов как доносить хочешь? А счет? Тоже, считаешь, негоже? Вон мешки считать!
– Деды с отцами без знаний твоих жили, и ничего.
– Так и разбили монголы их, на княжества подробив. Вон, Русь Московская с колен начала подниматься, как Дмитрий Иванович вокруг себя князей собирать начал. А объединить всех, а паче, в кулаке одном удержать, не наука, что ли? Наука. Только науке той самому ох как непросто обучиться! От отца к сыну она идет только. А как с отцом что случится, так и все, что ли? Вон княжичей поучать, чтобы правители из них ладные да с верой ладной в сердце, кто будет. Чтобы и храмы поддерживал и словом и серебром, и против ворога любого, и за новыми душами всегда готов был.
Земель, вон, сколько еще под Ордой? А латиняне?
– Что латиняне?
– То, что у них уже науки те есть. Вон порох откуда возите? А свой делать, а? Наука ведь целая. А сколько ремесел потеряли, как ордынцы пришли? Почему? Да потому, что науками не владели, а передавали от отца к сыну. Может, и сохранили бы что-то, при монастырях бы обучали.
– Ладные вещи говоришь, да ведь верится с трудом, – мягко остановил его Дионисий.
– Так и про Тохтамыша не верилось поперву. И про то, что недолго Царьграду осталось, до сих пор не верится. – Служители в знак согласия кивнули. – А Царьград ведь не только богатствами своими славен, но тем людом ученым. Падет он, и все. Нет ученых тех, и науки те пропали. Кому хорошо? Никому. Вон с плинфой намаялись, а казалось бы… Москве центром православия быть, да в мир веру нести, а тюфяки у булгар берем, порох – у латинян, клинки – из Византии, бумагу – из Италии. Не смех, что ли? А как беда какая, или правители не поделят чего, так и что? Нет пороху да орудий?
– И что, с науками твоими все сами делать начнем?
– Не сразу, конечно, да начнем.
– И латинян одолеем?
– Одолеть не одолеем, но и им не дадим душ православных.
– И центром православия станем? – требовательно повторил Дионисий.
– Да. Люд только ученый нужен, чтобы знания новее осваивать, да книгопечатанье со станками, чтобы знания хранить да наказы навроде решений соборов Вселенских до всех окраин доносить.
– Так это разумел, когда про реку времени молвил да про корабли, что по ней снаряжать ловчее? – задумчиво проронил Киприан.
– Это и разумел.
– Так до того
– Из-за отсутствия наук.
– Как это, поясни?
– Соседа величие – что плод сладкий соседу. Всякому свой сад самым красным видеть хочется. Всякому, на величие и благополучие соседа глядючи, меч обнажить захочется, чтобы его творение погубить. Тохтамыш на Москву от того пошел, что окрепло княжество. Что яблочко зрелое. Казалось ему: дерево тряхни и плод сладок в руку сам упадет. Так ведь отбились же!
– А науки твои при чем здесь?
– А при том, что тюфяки, да пороки, да арбалеты, пусть и убогие, и настилы от стрел защищающие. А Тохтамыш вон что из юрт собрал, как на штурм шел. Тоже ведь наука. А раненых на ноги ставить? Вон, собери все знания в одно в дружине той же! Силы не будет, чтобы такую перемочь!
– Что, и Тимур не страшен будет?
– А почему нет-то?! Мечом, щитом да доблестию с бесстрашием от приступов отбиваются. А ты к этому науки добавь, так и ни одному не переломить такую дружину.
– Знаешь, чего хочу я, так? – Киприан поглядел в упор на Булыцкого. – От ига ордынского освободить Русь да дань прекратить выплачивать!
– И это будет. Вон Дмитрий в словах, что я про грядущее говорил, и то нашел, чему поучиться. Нашел да в жизнь претворил, день этот приблизив. Вон псковичи о себе чего удумали, так живо их на место поставили! Плохо, что ли? Науки – они ведь во благо!
– Мудрено, – кивнул Дионисий. – Так и в чьих руках те знания – во благо?
– А в Церкви руках! – выпалил трудовик. – Кто других лучше грех от благодати отличать научен?! Кто милосердию да любви учит?! Кто паству за собой ведет?! Да Церковь то! Значит, и знаниям в лоне ее множиться должно. Что непонятного-то? Не в науках то дело все, но в людинах, в чьи руки попадают они, – тяжко выдохнул преподаватель.
– И то, что Царьграду недолго осталось, и то, что Болгария под османами голову склонит, тоже верно? – Две пары газ уставились в упор на оратора.
– Тоже! – мотнул головой тот.
– Христом Богом клянись! – потребовал Киприан.
– Сказано же: не клянись именем Его!
– И знания в тебе праведные, – довольно кивнул владыка.
– Помолиться нам надо бы, прежде ответ чем давать, – разом, словно про команде, поднялись священнослужители. – Ты, Никола, обиды не держи, ежели чего. Нам тут ну никак нельзя опростоволоситься.
– Как скажете, – устало выдохнул мужчина.
– Мир твоему дому, – поклонившись, оба вышли из-за стола и вышли из дома Булыцкого.
– И вам не хворать, – устало пробормотал трудовик. Силы закончились. Разом. В одночасье. Так, что тяжко опустился пожилой человек на стулец и, раскинув руки, распластался на крышке стола.
Десятая часть
Ох, и не спалось в ту ночь Булыцкому. Распрощавшись со служителями Господа, он опустился на лавку и долго еще сидел, не замечая ничего вокруг: ни суетящуюся Матрену, ни ковыряющегося по хозяйству Никодима, ни ворчащего о чем-то своем Милована.