Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси

Асов Александр Игоревич

Это действительно так, достаточно посмотреть их рисунки на свободную тему.

Вот, например, – фиолетовое небо, три солнца – розовое, синее и белое… Закрученные вертелами небоскребы, паутина дорог, космодромы, диковинные, многогорбые, прыгающие машины, многокрылые верто-самолеты и инопланетяне: они – в полосочку либо

переливаются радугой. Вот в каком мире они живут, – спустись с горы – там иная Вселенная.

И эта Вселенная наступает, захватывает нашу. Не потому ли Никольский монастырь на плеши Ярилиной заброшен, замусорен, стекла выбиты, своды обрушились, входы заложены кирпичом?

Чтобы в него попасть, нужно долго карабкаться по стене, по старой кладке, рискуя упасть и расшибиться, – потом через дыру в крыше… и, – попадаешь внутрь, в темную келью…

Когда Илья помог забраться туда студийцам, дверь в соседний зал он смог отворить не сразу – слишком она была тяжела, заржавлена.

Он с силой надавил на створку – со скрипом петель, грохотом упавшего засова дверь подалась и – там за дверью, в свете и пыли замелькали крылья, забеспокоились, запорхали, забились потревоженные голуби, а за ними – херувимы, те, что на куполе…

Раскрылся огромный разрушенный зал, внизу открылся провал, груды кирпичей, остатки сводов. На головокружительной высоте, у самого купола, висело Распятие, – дубовый крест, весь белый от птичьего помета, с сидящими на нем голубями, с поникшим Иисусом…

В зале был взрыв, – давно, еще в Гражданскую войну люди со звездами на буденовках подложили в подклеть ящики с динамитом… Соседний храм разрушили в пыль, но на сей взрывчатки не хватило, стены уцелели, лишь обрушилось перекрытие и пласты штукатурки осыпались… И только спустя полвека из всего порушенного тут восстановили часовенку, что неподалеку, из коей покой сих руин изредка беспокоит звук одинокого поминального колокола…

Кто взорвал сей храм? На него будто обрушилась кара Небес… Может, это кара Ярилы-бога, знак коего – та же пятиконечная «буденовская» звезда? Да ведь когда-то и строители сего храма разрушили предыдущий, что носил имя Ярилы… Да… История повторяется, но никогда и ничему не учит…

Не отсюда ли – Звездные войны на рисунках детей? Они, верно, думают, что это инопланетяне разрушили храм! Вот они – обломки прежней цивилизации, а по ним идет следующая, захватывает новые земли, застраивает их безликими пятиэтажками, заковывает в асфальт – надвигаются, поднимая пыль, грузовики, перечеркивают небо авиалайнеры…

* * *

Кстати, недавно Игнат видел инопланетянина. Почти настоящего!

Тогда, по случаю хорошей погоды, студия вышла на этюды. Все устроились напротив Никольского монастыря, на вале, развернули листы ватмана.

Игнат ходил между учениками, поправлял, ставил руку.

– Мм… маковки немного съехали…

– А я их, Игнат Васильевич, закрашу ветвями – вот отсюда ветви свешиваются…

– Да, но откуда… – Игнат удивился. – Здесь нет…

Ученик улыбнулся, показал:

– А вы представьте, что я рисую во-о-он там!

Игнат невольно оглянулся

и вдруг увидел, как из березовой рощицы вышел – инопланетянин. От неожиданности Игнат вздрогнул.

Не сразу Игнат сообразил, что это не инопланетянин, а просто – негр, не так часто негров можно увидеть в Ярополче.

На негре были джинсы и что-то яркое, полосатое – типа пижамы. Из сумки он вынул видеокамеру и стал снимать монастырь, – будто так и положено.

За ним шла группа туристов, с ними экскурсовод, который указывал на монастырь. Очевидно, туристы хотели пройти внутрь, но экскурсовод не пускал, говоря с иностранным акцентом:

– Нихт! Ноу! Реставрейшен! Понимэйшен меня? Спик-шпрехен зи мир битте-дритте? Что, никак? Вот тетери непонятливые!

– О! Уеs! уеs! – отвечали туристы.

Игнат заметил, что ученик стал торопливо набрасывать негра рядом с монастырем,

– Как можно! – Игнат наклонился к нему: – Никогда не видел ничего более несовместимого… Ты если негра рисуешь, то рисуй и пальмы. Негр и березы! Негр и монастырь!..

* * *

Игнат Васильевич живет в месте глухом, за садом, на отшибе. Там, за деревьями и крапивой, можно увидеть покосившийся некрашеный забор и крышу его дома, обитую с одной стороны дранкой, с другой – железом.

С этого края Ярополч по-деревенски путается улочками, покосившимися домиками, поднимается в гору, к бывшему Николину монастырю, нахлобученному на плешь Ярилиной горы…

За монастырем разбит сад, за садом по краю оврага, недалеко от старого, заброшенного кладбища, стоят пустующие дома, хозяева которых поумирали да поразъехались, – а рядом, у обрыва, съехал в овраг подмытым углом дом Игната.

В глухом месте живет Игнат Васильевич, да к тому же – хоть годы его подходят к пятидесяти – живет один, жены у него никогда не было, родители умерли.

Может быть, из-за этой одинокой жизни, да из-за того, что живет он рядом с кладбищем, и начали про него шушукаться: будто он – повредился в уме…

А после того, как послушали, о чем рассуждает Игнат на Водосвятии, в сем уверились окончательно.

На Водосвятие, в Христово Крещение, ярополчане устраивают крестный ход к Змейке. Обычай старинный и красивый.

Вереница людей спускается по протоптанной в снеге тропе, петляющей под оголенными дубами от часовенки к проруби; впереди – поп, за ним идут старухи, завернутые в черное, стариков нет: много ли их осталось после стольких войн…

На бычагах Змейки прорублена большая прорубь – «ярдань»; священник опускает в нее серебряный крест, поет:

– Когда Ты, Господи, крестился в Ярдане, открылось прославление Святой Троицы…

В темноте это делается, в тайне, – прячутся люди в овраге от любопытных взглядов, от электрического света… Горят только свечи, их закрывают ладонями от ветра. За горой – город, огни; рядом – слышно – гудит трасса, над головой мигает самолет.

Машины и самолеты оттеснили прошлое к кладбищу, в овраг, слепят его и глушат, пугают моторами, ждут когда оно само смешается с темнотой, минет….