Тайны русской души. Дневник гимназистки
Шрифт:
– Увижу – скажу, что в одном губернском городе на нее сердятся – за то, что она не исполняет своих клятв…
– Как – клятв?
– Но ведь когда подруги прощаются, они клянутся помнить друг друга всю жизнь – и любить…
– Напрасно обобщаете!
– Я ведь о вас не говорю. Вы не клялись и вот – вспоминаете ее, пишете ей. А она – клялась и потому скоро забыла…
Я рассмеялась:
– Разве клятвы так скоро забываются?
– Да… Раз поклялся – кончено! Поэтому в серьезных вещах я никогда не клянусь. В пустяках – можно.
– Сто процентов, – утверждаю я…
Жалуется на скуку в деревне.
– Ну, – говорю, – когда скучно, я пишу аршинные письма…
– А у вас много адресатов?
– Нет.
– Так приобщите меня в их число!..
И у меня не хватило догадки спросить:
– А я могу быть уверенной, что мне не забудут ответить?..
Впрочем, я и не спросила-то, может быть, оттого, что вполне в этом уверена, вспоминая прошлое: уроки и обратный путь оттуда (из Петрограда)…
– Погадайте мне: уеду ли я сегодня?
– О, пойдите на вокзал – там цыганка нагадает вам всё, что хотите и чего не хотите…
– А вот я сюда поехал – мне гадала тетушка. «Нет, – говорит, – есть тебе твой интерес собственный, а общественного – нету. А хорошо съездишь, доволен будешь. Свидание тебе будет – с барышней». Так и вышло…
– И это, конечно, – я? – хохочу я. – Ведь я у вас здесь, кажется, единственная!
– Вы правы. А вообще – мне гадала цыганка в детстве, сказала, что я буду очень счастлив. До сих пор это так и было. Судьба всегда смотрела на меня en face, а не в профиль, за меня была всегда. Думаю, что и дальше будет так же…
– А это уже – залог того, что будет. Уверенность в том, что тебе будет хорошо, и создает это чувство хорошего…
Наконец мы прощаемся. Иду домой в прекрасном настроении. Точно и дождь смеется!..
И вот что странно (но приходится констатировать факт): насколько мне было приятно встретить Сергея (а мне было это очень приятно!), настолько мне безразлично то, что вот его уже нет здесь – настолько безразличен мне его отъезд. Но если бы он остался еще на несколько дней (а ему именно этого и хотелось, да не позволяла сделать этого неудача миссии, не оправдывавшая задержки), то я была бы тоже рада: пришел бы лишний раз – поговорили, посмеялись…
Вчера (8 апреля) я сделала, кажется, одну маленькую глупость. Но… по порядку.
Мне пришлось разговориться на дежурстве с Анной Ивановной – это телеграфистка, которая симпатична мне больше других, хоть и груба, и невыдержанна вполне. И трудно мне передать этот разговор. Кажется, он начался с того, что я ответила на замечание Людмилы Ивановны (Шеферер) о моей прическе, что «всё это – преходяще и потому не важно», что «если меня кто-нибудь любит, то пусть себе любит не за прическу, а за меня саму, какая бы я ни была»… И еще что-то…
А
– Не знаю, что вам на это и ответить? Вы говорите, как хорошая идеальная курсистка. А вот мне хочется умереть и перед смертью… – назлить еще, худо сделать! И не то, чтобы отдельным личностям, а вообще…
– Жизни отомстить?
– Да… Да, и личностям – тоже. Ведь мне тоже – никто ничего хорошего не сделал…
Мне стало очень больно за нее и жаль, и я спросила:
– Неужели вы ни разу не встретили человека, который бы сделал вам добро?
– Они не могли, – ответила она. – Я вам завидую, что вы так счастливо живете, – продолжала Анна Ивановна, спросив, неужели меня ни разу не потрепала жизнь, и разве никогда ничто, кроме недостатков в себе, не вызвало моего отчаяния?..
И получила на это ответ:
– Ни разу. А про отчаяние… Ведь обстоятельства всегда так изменчивы, что какой-нибудь выход должен найтись. А про себя-то уж знаешь, что ничего не выйдет, ибо в безволии и бесхарактерности всё дело, и этого не изменить, так как для всякой перемены во внутренней жизни человеческого существа нужна именно воля…
– Я вам завидую… А впрочем – нет: вы достойны своего хорошего. А у меня, можно сказать, вся драма в том, что не удалось учиться. Ваше хорошее – это (то), что вы учились…
Она была очень взволнованна, Анна Ивановна, и я – тоже. Отвернулась (она) к своему аппарату и сидела (так) долго… Потом посмотрела и сказала:
– Вы мне нравитесь… Вот – «объяснение»… – иронически добавила она.
И это добавление мне очень близко – по своей психологической природе: я сама почти постоянно делаю такие иронически-печальные добавления после самых лирических, даже, вернее, – патетических мест своих записок, писем, дум, разговоров… И это – уже мостик к пониманию, хоть Анна Ивановна и утверждает, что мне ее не понять, потому что мы обе – очень разные… Но о себе, то есть о своей жизни, она ничего не говорила…
Потом я прочитала маленький кусочек из книжки Алеши Деньшина (о вятском музее) – о лириках-пейзажистах. Вслух. И Анна Ивановна спросила:
– Вы поэт – в душе?
– Почему вы думаете?
– Вы так прочитали, что всякий поймет это – кто и совсем– совсем ничего не понимает. Вы – художница?..
– От слова – «худо»…
– Это я уже слышала…
– А вам надо, чтобы я ответила положительно-утвердительно? Для чего вам это надо?
– Чтобы у вас были все совершенства. Вы – певичка?..