Тайны темной стороны
Шрифт:
Разошлись мы поздно. Ночь была темной и беззвездной. Понемногу наваливал туман, и уже кое-где выпадала роса. Вдали, за невидимыми отсюда заборами лаяли собаки, чуть поодаль, где-то около клуба, гремела хриплая музыка. Настала обыкновенная ночь, и с ней поселок наполнила другая жизнь, совсем не похожая на дневную. Пьяные, то там, то тут перебирались к своим домам, держась за заборы. Иногда слышались не то крики, не то песни, но впрочем, где-то совсем далеко отсюда. Хмельная ночь, беспраздничная праздность… Порок и преступление.
Мимо пронесся мотоцикл, и я отскочил на обочину. Мотоцикл проехал еще метров пятьдесят, затем развернулся и двинулся в мою сторону. Я остановился. Луч фары упирался прямо в лицо. Двадцать метров, десять, пять… Вперед! И я резко метнулся вправо,
До общежития оставалось идти с километр. Чтобы больше не влезать в подобные истории, я ступил в ближнюю лесополосу. «Ничего, что так еще крюк с километр: тише едешь – дальше будешь», – размышлял я про себя. «А ежели кто-то здесь лазить будет, так я его все равно первый увижу. Не по огоньку папиросному, так по хрусту веток услышу. Ходить из них никто тихо не умеет»
Но нет, не было там никого, да и шумели теперь лишь тополиные кроны, перемешивая тьму с тишиной. Я шел по тропе совершенно бесшумно, в своей защитной штормовке и темных джинсах, невидимый и неслышимый ни для кого. Я шел и подергивался от неприятных воспоминаний недавнего события. Перед глазами стояла нелепая картина – молодое разбитое лицо, перевернутый мотоцикл и запах перегара вперемешку с бензином. Как же так, как это возможно, чтобы люди, знающие друг друга много лет, просто так, ради забавы, готовы были бы пойти на убийство. Как странно, что люди, живущие, в общем-то, среди природы и не испорченные городским эгоцентризмом, с легкостью готовы надругаться над ней, сбрасывая самосвалами мусор прямо в лесу или в оврагах, где они еще вчера пили водку и орали песни. Все перевернулось в этом мире, и теперь каждый норовит отщипнуть хоть что-нибудь от лодки на которой плывем мы все. Кто это делает из алчности, а кто из куража. И лишь немногие понимают, что дыр появится сразу много, и латать их будет некогда и нечем, и потому лодка утонет быстро и незаметно…
** *** **
В один из дней, когда мы с Андрюхой закончили обход чуть раньше обычного, мы уселись подальше от случайных глаз и курили. Место было глухое, и кроме нас сюда, наверное, вообще никто и никогда не заглядывал. До конца смены оставалось довольно много, и мы могли кому-то понадобиться лишь в случае ЧП. Телефон был рядом. Андрюха сообщил, что мы проверяем автоматику пылеподавления, и тотчас уселся, подобрав под себя ноги.
– Можно сказать, что уже проверили. Вишь – брызгает, – Андрюха указал пальцем на патрубки, из которых выбрызгивалась фонтаном вода, образуя плотный туман. Он уже намерился было затянуть какую-то из своих историй, но я аккуратно его перебил.
– А далеко отсюда то место, где тебе шорин про Марфу сказал?
– Да это оно и есть. А ты что, хочешь с шорином повидаться? – В его голосе появились насмешливые нотки.
– Да нет. Спросил просто, – замялся я.
– Ладно, попробуй. Я пока по конвейеру пройдусь, тросики «Стопа» 23 проверю, не порвались ли где. Приду часа через пол. А ты приляг, и… вроде как засни, но не засыпай совсем, понял?
– Ладно.
Андрюха зашагал вглубь штрека, и вскоре скрылся из виду, а через некоторое время пропали и хлюпающие звуки его тяжелых сапог.
Я прилег. Тишина мне казалась поначалу мягкой, а потом чуть упругой. Еще немного времени и эта упругость уже сдавливала грудь, давила в уши и придавливала ноги. Я даже несколько раз переворачивался с боку на бок, будто пытаясь высвободиться из ее объятий. Иногда
23
Вдоль всех конвейеров обычно протянуты тросы малого диаметра. Если просто ударить по нему – конвейер остановится.
Мысли текли сами собой, нисколько не задерживаясь на чем-то определенном. Иногда я пытался отогнать их совсем, но это как-то не получалось. Глухая тишина, словно магнитом вытягивала откуда-то изнутри странные ассоциации и несуществующие воспоминания.
Вдруг, совершенно отчетливо, и совсем рядом с собой, я услышал всплески чьих-то шагов. “Андрюха что ли возвращается? “ – мелькнуло в голове, и тотчас какая-то странная истома разлилась по всему телу и залила глаза чем-то темно-фиолетовым. Мысли ушли, и вместе с ними пропала фиолетовая завеса, уступив место еще одной странности. Я по-прежнему лежал в том же положении, с закрытыми глазами, вытянув руки вдоль тела и слегка раскинув ноги, и при этом я видел все вокруг. Это не было обычным зрением, виденье не сопровождалось отношением к увиденному, и ему не требовалось никакого освещения – мой фонарь был выключен. Я, скорее почувствовал, чем увидел, как ко мне подошло какое-то существо. Спустя мгновение, я его вроде бы увидел. Он был огромного роста, наверное, более двух метров, в длинном темно-сером плаще с капюшоном, накинутом на голову. Когда все тем же неторопливым шагом он добрел до моей лежанки, его голова резко повернулась. Мое дыхание замерло, и я облился холодным потом. То, что предстало, совсем не походило на лицо. Это было нечто уродливое и бесформенное, напоминавшее, скорее, лошадиный череп. Он заговорил, тыкая в мою сторону пальцем, четко отделяя слова и выставляя знаки препинания.
– Ты хотел меня видеть просто так. И в этом вся твоя глупость. Ты мог бы взять у меня нечто важное, но предпочел это простому любопытству. Что ж, не сумел… И оставаться бы тебе со своей глупостью, но есть все же нечто более важное, что ты знать обязан.
Первое. Скажи Андрюхе, чтобы рассказал тебе заговор на дорогу. Скажешь, я велел. Второе. Сам ты не спросишь, да я знаю… Скоро понадобится. Мелисса – это трава Венеры, а не Марса, что за чушь! А одуванчик – Солнце в Стрельце, а не то, что ты там себе понапридумал.
Он резко повернулся и пошел. Я видел, как он медленно уходит, по-прежнему хлюпая ногами по воде, и затем, он резко исчез.
Я вышел из оцепенения, и вскоре, вновь ощутив тело, очнулся, потирая закрытые глаза. Вокруг была угольная тьма и густая неподвижная тишина. Я сидел и светил фонариком в ручей, пробегающий под ногами. На душе было тяжело, и почему-то слезы давили на глаза… Я сидел, не в состоянии ни радоваться, ни горевать, ни даже бояться. Тело сковывало нечто совершенно непонятное и ранее неведомое. И уж совсем нелепо, непонятно зачем и отчего, из каких-то глухих дебрей подсознания выплыло странное и немного пошловатое слово: «Контакт…» Потом опять: « Контакт» И затем, какие-то еще более нелепые слова и сплетения фраз обрушились сплошным дождем. Они были бессвязны и пугающе нелепы. Наверное, мое уязвленное сознание пыталось защищаться словами от чего-то чуждого, оказавшегося, вопреки ожиданиям, чем-то совсем иным, не тем, что оно готово было бы принять. И вот тогда-то хлынули слезы…
Андрюха пришел чуть позже.
– Ну, ты че! Получилось же! Ну, все! Теперь ты хоть куда!
– Да. Пойдем отсюда…– сказал я, хлюпая, – и дай закурить, – мой голос предательски дрожал, но Андрюха делал вид, что не замечает. Он достал папиросу, и тогда меня немного отпустило. А затем стало совсем легко.
* * *
Спустя три дня, Андрюха не пришел на работу, и я спускался с другим электриком по прозвищу Румын. От него же я узнал, что Андрюху прихватила старая язва, нажитая еще в Ленских лагерях.