Тайны темной стороны
Шрифт:
– Вообще, это у него не часто случается, но уж если прихватит, так только держись – неделю может пластом пролежать, – сообщил Румын.
Смену я отработал без особого энтузиазма. Румын был нудный, разговоры его не простирались дальше собственных умозаключений относительно поселковых девок, качества самогона у разных продавцов и хронической глупости шахтного начальства. В электричестве он понимал в основном только то, что фазу трогать не надо, поскольку, может даже и убьет, а вот ноль – ничего – трогать можно, если хочешь. Короче говоря, проделав обход линии как туда, так и обратно,
– Андрюха – Стрелец, – рассуждал я, – есть он не может, а потому, надо бы ему дать что-то для поддержания тонуса. Стоп! А не к тому ли шорин сказал насчет одуванчика? Верно. К одуванчику еще льнянки стоит добавить, первоцвета же у меня здесь все равно нет. Так. Об остальном после расспрошу.
Дверь в дом была открыта, и я вошел. На кровати, свернувшись, словно канцелярская скрепка, лежал совершенно синий Андрюха. Он окинул меня мутным от боли взглядом и отвернулся к стене, украшенной красновато-бурым ковриком.
– Болит?
– Ага, сил нету…
– Я тебе тут травы принес кое-какой. Но ты ответь мне на пару вопросов, чтоб я правильно подобрал для тебя, ладно? У тебя изжога бывает? – спросил я.
– Да нет, разве что от “завтрака туриста “ рыбного, – ответил Андрюха, не поворачиваясь.
Понятно… Бессмертник я отложил в сторону.
– А как у тебя болит, на что похоже? На бритву, скажем, или на камень, будто он желудок обрывает?
– Нет, это как гвоздь втыкается куда-то вовнутрь. Иногда кажется, будто насквозь прошивает.
«Боль, – подумал я, – похоже, марсианской природы». И мой взгляд упал на Андрюхин гороскоп, где Марс был плотно сцеплен с Юпитером.
– А бывает так, что боль словно разливается по всему телу?
– Не, не помню, – прокряхтел Андрюха, переворачиваясь на другой бок.
– А так, чтобы суставы болели, или, скажем голову распирало?
– Ага, это точно. Я и сейчас еле хожу. Ноги совсем не носят.
И тогда я добавил сухой толокнянки, чтобы подавить Марс Сатурном, с которым он «ищет дружбы». Затем я расспросил Андрюху еще немного, и после решил добавить к созданному только что сбору, сухих яблок, чтобы растворить боль Юпитера.
Все это я перемешал, залил кипятком и приварил немного на водяной
бане. Пока травы настаивались, я немного прибрал в доме, расставил кое-что по местам. Затем, вернулся на кухню, процедил полученное лекарство и, набрав чайную ложку, попробовал что получилось. Вкус был фантастически мерзопакостный, и я, уж было, приготовился увещевать Андрюху всякими посулами, чтобы он только выпил хоть немного. Прошло минут двадцать, отвар остыл, и я внес желто-красное, слегка дымящееся варево, в комнату,
– Чего это?
– Траву тебе сварил. Пей, бери. Да не все сразу. Глотка три сперва, а потом – раз в полчаса по глотку.
Андрюха взял банку в руки и отпил.
– Ух ты, а ничего, пить можно, – выразил он свое одобрение. И, несмотря на мои рекомендации, выдул тотчас полбанки.
– Ну, я же тебе говорил – не все сразу, а ты, прямо как ребенок, честное слово.
– А ничего, мне нравится. Как чай хороший, краснодарский.
– Да ну!
Я очень обрадовался, поскольку, если больному лекарство нравится, то оно, наверняка, ему поможет. Хотя, конечно, речь только о естественных продуктах.
– Ты давно в травах разбираешься? – Андрюха снова прилег на бок. Глаза его начали светлеть.
– Отпускает, что ли?
– Да, понемногу. Болит все равно, но уже не скручивает.
– Травы мне шорин подсказал. Не все, конечно, но главные. Так что ему, при случае, привет передай.
Андрюха сел на кровати, слегка морщась.
– Как так?
– А так. Я ж тогда видел его. Он мне и сказал. Говорит, мол, пригодится скоро. Да только он не маленький, а наоборот – огромный, – я показал рукой где-то над собой.
– А что он еще говорил?
– Да велел передать тебе, чтобы ты мне заговор какой-то, на дорогу рассказал. Знаешь, чего это?
Андрюхины глаза округлились. Он молчал, позабыв, как видно, даже про боль.
– Надо же…– только и произнес он.
– Да ты ложись, нельзя ж тебе сейчас скакать. Я-то тебя и так слышу, – говорил я, пытаясь уложить Андрюху.
– Отпускает, – сообщил он. – Болит все равно, но все-таки как-то не так. Терпимо уже.
– Лежи-лежи, скоро совсем полегче будет, – приговаривал я, – Пей, только, как я сказал. Здесь тебе и на завтра хватит. А я потом еще сварю.
– Да. Надо тебя с Марфой познакомить, – кряхтел Андрюха,– Вот, встану на ноги, так сразу и пойдем. Может, научит тебя еще чему-то.
У меня, наверное, загорелись от энтузиазма глаза, потому что в следующую секунду Андрюха добавил:
– А, может, и нет. Так что ты не радуйся прежде. Марфа – она переборчивая. Меня, вот только и хотела научить, да я – отказался, – он махнул рукой, – какое там учение. А Марфа – старая она совсем…
Прошло еще три дня. Андрюхе совсем полегчало. Он уже выходил из дома, но на шахте пока еще не появлялся.
– Нашли фраера! У меня больничный на неделю. Так что – гуляем.
– Ты гуляй-гуляй, да не пей, смотри, не то все насмарку пойдет, – просил я его тогда.
На удивление, мой странноватый напарник слушался меня во всем. Он охотно измерял температуру, когда я просил, разрешал посмотреть язык, потрогать пульс и живот. То ли он и впрямь доверял мне сверх всякой меры, то ли ему просто нравилось, что с ним возятся.
– Так что? Когда ты мне заговор дашь?
– А я не дал? – наивно поднял брови Андрюха.– Так пиши, чего там давать-то? – И он затараторил какие-то странные словосочетания, сплетенные не то в стих, не то в скороговорку.