Тайны темной стороны
Шрифт:
Я подошел к воротам и постучал. Дверь открыл пожилой человек и молча, вперил свой взгляд на меня. Я спросил его по-китайски, мол, где находится поселок? Китайцев в Катманду мне встречалось немало, и потому я тешил себя надеждой, что кто-нибудь из обитателей этот язык, возможно, понимает. Однако старик молчал и глядел на меня, ни разу не моргнув. Я спросил еще раз по-английски, что было уже, конечно, полной бессмыслицей. Тогда он натужно закрыл ворота, и, судя по стихающему звуку шагов, стал удаляться. Ничего не оставалось, как тарабанить снова. На сей раз, ворота не открывались с полчаса. Я уже отчаялся. Я слышал про такие штуки в гималайских монастырях, и уже – было – решил, что пока еще светло, нужно натаскать хвороста, чтобы ночью не замерзнуть насмерть. Вдруг дверь отворилась. Передо мной, похоже, стоял не то кхмер, не то вьетнамец и также молча, смотрел на меня. Я снова
– Почему ты говоришь шепотом, Ву?– осведомился я.
– Здесь вообще нельзя говорить, – тихо ответил он.
– Почему? – я тоже перешел на шепот.
– Таков закон монастыря. Здесь живут те, кто уже обо всем рассказал этому миру, и теперь готов лишь слушать. – Он шептал, едва шевеля губами, и при этом внимательно меня, разглядывая, через щелки глаз.
– Могу я здесь переночевать?
Он кивнул.
– А где поселок?
– Здесь нет поселка. Это монастырь Навахот…
Теперь я все понял. Мое проклятое произношение сбило с толку кассира и водителя, и вот теперь, волею судьбы я оказался здесь.
– Когда отходит первый автобус в Катманду?
– Через неделю, кажется, – ответил Ву
– ???
– Автобусы по этой дороге проходят очень редко, в лучшем случае – раз в неделю, – объяснил он.
– А что же мне делать? – я был в отчаянии.
– Поживешь здесь. Снаружи тебе не выжить. Но ты должен соблюдать законы монастыря. Ничего не поделаешь…
– Хорошо… Я согласен. – Меня охватил настоящий ужас. Это было что-то иррациональное, необъяснимое. Мне вдруг почудилось, что я не выберусь отсюда никогда, что это какая-то нелепая ловушка, вроде той, что придумал Кобо Абэ 31 в одном из своих романов, дорога лишь с одним направлением…
31
Кобо Абэ – японский писатель, лауреат нобелевской премии. Здесь имеется в виду его роман «Женщина в песках»
Мы встали. Ву положил мне руку на плечо и стал говорить.
– Первое и главное – ты не должен разговаривать. Что бы ни произошло. Даже, если случится пожар, ты должен его тушить сам.
Далее. Первая молитва в три часа ночи. Ты должен быть вместе со всеми. Ты можешь не молиться, но ты не должен в это время спать. Затем молитва в девять утра. Затем работа до двух пополудни. Да, забыл, – он улыбнулся, – первая трапеза в восемь, а вторая в три часа дня.
– А третья? – Спросил я, не удержавшись.
Ву заулыбался, а затем ответил, – тоже в восемь утра, только следующих суток, – затем снова улыбнулся, довольный своей шуткой.
Мы вышли во внутренний двор. Я не знал, что мне делать и чувствовал себя «не в своей тарелке». Поэтому я встал в сторонке и стал наблюдать. Монахи медленно ходили вдоль стен, сохраняя полное молчание. При этом некоторые странно вытягивали вперед или в сторону руки, некоторые как-то неестественно поднимали ноги, вытягивая лодыжку. Все это казалось настолько странным, неестественным и непонятным, что меня тотчас стала заполнять какая-то угрюмая необъяснимая тревога…
Прошел, наверное, час. Уже совсем стемнело, и я совершенно потерял ощущение времени. Я просто сидел, а то, что происходило вокруг, было как будто в другом мире. Затем пришло что-то похожее на сон, но я совсем не спал. Я видел, что творится вокруг, но при этом все происходящее виделось как во сне. Предметы несколько изменили очертания, потерялось ощущение расстояния. Я встал на ноги, и тотчас все прошло. Монахи по-прежнему ходили вдоль стен, вытягивая руки или ступни…
Так прошло несколько дней. Молчать поначалу было не трудно, но спустя некоторое время стало появляться какое-то неприятное давящее чувство, будто способность говорить уже больше
Еще через два дня молчание перестало меня тяготить, и появилась какая-то странная пустота внутри. В голове было ясно и пусто, появилось удивительное ощущение легкости, когда кажется, что достаточно оттолкнуться ногой и ничто тебе не помешает улететь куда-то далеко-далеко ввысь, к облакам, или еще дальше, быть может, к самым звездам.
Наступил пятый или шестой вечер. Я вышел во внутренний дворик, где монахи, как и прежде, ходили вдоль стен. Мне стало интересно, и я попробовал идти рядом с одним из них, вытянув руки в стороны, в точности как он. Монах обернулся и с каменным выражением на лице, опустил мои руки. Затем он показал, что руки надо прижать крепко к бокам, а ладони оттопырить перпендикулярно телу. Идти следовало очень медленно. Примерно один шаг за 20-30 секунд. Это оказалось совсем непросто. Приходилось удерживать внимание и на ладонях и на медленном шаге, что совершенно не получалось. Либо шаг поучался слишком «быстрым», либо ладони смотрели куда-то не туда. Часа через два странное упражнение стало получаться лучше, и тогда я обратил внимание, что снова пришло то странное чувство, когда видишь все как будто бы во сне. Однако теперь оно немного отличалось. Оно не было пугающим и не казалось странным. Появилась какая-то уверенность в себе, или же нечто вроде радости, светлой и необъяснимой.
Настало утро седьмого дня, и Ву, взяв мои вещи, подвел меня к выходу. Я обнял его, поблагодарил и затем ступил за ворота, которые тотчас же за мной и затворились. Автобуса не было до самого вечера, и я понял, что уже, видимо и не будет. Мне не оставалось ничего другого, как снова, скрепя сердце, вернуться обратно. И тогда меня вновь охватило странное, уже знакомое ощущение, что мышеловка скоро захлопнется, и можно, конечно, кричать и метаться, но это – глупейшее из всего, что можно придумать. Я взял себя в руки, и двинулся по тропинке обратно в сторону монастыря. Надо сказать, что все это время, когда я шел к автобусу, когда сидел и ждал, я не проронил ни звука. Сама мысль сказать слово мне казалась нелепой и даже неприятной. И вот теперь, когда я шел по тропинке, я вдруг заметил, что мир полон чего-то такого, о чем раньше я и понятия не имел. Мир урчал, шептал, вздыхал, ворчал… И голосами его были ветер, мухи, шорох растений, пробивающихся прямо из камня, птицы, полет которых я просто слышал, даже когда они парили очень высоко… Я вдруг почувствовал множество запахов. Раньше я вдыхал только полынь, которая, словно бы расталкивала все прочие запахи вокруг, и затем забиралась в ноздри. Теперь же я мог бы отличить по запаху даже камни…
В монастырь на этот раз меня впустили без особых церемоний. Я вновь влился в ту жизнь, растворившись в бесконечном молчании. В этот вечер ко мне вновь подошел тот же монах, что научил меня сколько–то дней назад держать правильно руки. На сей раз, он велел поднять правую руку параллельно земле, а предплечье направить вверх. Левое же предплечье следовало расслабленно опустить вниз, словно бы подвесить. Так я ходил около получаса, пока руки не затекли. Встряхнув их, и снова вытянув вдоль тела, я стал ходить как прежде. Монах одобрительно кивнул. Так шли дни, я получал от моего наставника все новые и новые задания, пока вдруг не произошел странный случай. Я шел вдоль стены с вытянутыми руками, и вдруг…. мир померк! Глаза мои застелила пелена, а затем появилось ощущение полета. Мне казалось, что я взлетаю словно ракета, и даже будто бы почувствовал, как ветер треплет волосы, но нет, внешне ничего не изменилось: я стоял на земле. Затем стало словно бы светло, но это тоже было больше похоже на сон. А потом я вдруг произошло и вовсе странное… Я почувствовал, что знаю ВСЕ!!! Я попытался вспомнить нерешенную задачу, над которой бился уже больше года, и увидел, что она не имеет решения! Я мог увидеть все, что хотел, я понимал все, мне нужно было только немного переместить фокус своего внимания. Я вспомнил, куда девалась книга, которая пропала много лет назад, и о которой я сожалел по сей день. Потом я увидел каких-то людей, которых, впрочем, тотчас и узнал. А потом все пропало. «Сон» вновь стал серым.