Тайны темной стороны
Шрифт:
– Можно мне ее полистать?
– Конечно, дорогой Пегас, более того, она будет ваша, но только сначала я должен убедиться в вашей лояльности.– Бореллиус отобрал у меня книгу и сунул ее обратно в портфель.
– И как вы собираетесь в этом убеждаться?
– Я? Никак. Скорее вы должны будете меня в этом убедить. Поработайте со мной, и людьми, которые преданы делу, а там посмотрим. Уверяю вас, что это сотрудничество даст вам много такого, о чем вы и мечтать не могли, и все это кроме книги, конечно.
– А что я должен буду делать?
– Врачевать, как и врачевали, но иногда, в особых случаях, будет необходима ваша помощь, и тогда братья подскажут, что и когда от вас потребуется.– он снова повертел портсигар
Мимо меня прошел человек. Поравнявшись со мной, он повернулся и посмотрел так, как будто мы никогда раньше не виделись, но, тем не менее, от этого взгляда у меня стало холодно в животе – это был тот самый странный рыцарь по имени Парис.
После слов Бореллиуса у меня образовался странный вакуум. Все, что я до сих пор знал и понимал, и что до этого момента занимало всю мою голову, теперь превратилось в ничтожную каплю, и образовавшаяся пустота вопила, требуя заполнения.
– Что я должен делать теперь?– я очень старался не выдать моего волнения.
– Ничего. Занимайтесь тем же, чем и занимались. Вас найдут, когда понадобится. Он встал и, слегка поклонившись, не оглядываясь, зашагал по аллее.
***
Месяц прошел незаметно, в текучке и отработке новых идей. Красавец Бореллиус, лысый рыцарь и вся эта чертовщина стали забываться, но был единственный момент, который сохранял остроту воспоминаний все-таки оставался. Это была книга. Что я уже только себе не фантазировал! И все мои фантазии, связанные с тем, как бы получить эту книгу были одна нелепее другой, начиная от мысленной попытки выкупить ее у Бореллиуса и до хулиганских помыслов вроде того, чтобы, быстро закинув фолиант за пазуху, перемахнуть через забор. Пожалуй, книга – это была единственная зацепка, которая могла меня вытянуть на повторное свидание с тем странным человеком.
Прошел еще месяц, и встреча, к которой я относился даже с некоторым отвращением, стала приобретать полутона желательности: я тосковал по книге.
Прошло еще немалое время, и я даже стал подумывать, как найти Бореллиуса. Порой мое беспокойство о том, что книга ушла безвозвратно, было весьма ощутимо, и это, пожалуй, начинало мешать моей работе.
Настала мудрейшая и любимейшая пора года, когда уже нет легкомысленных солнечных зайчиков или развлекающего мысли звона капели. Я стоял у окна, за которым дул холодный северо-западный ветер, несущий низкие тучи, выкованные из свинца и стали. Капли дождя стекают по стеклу, и взгляд уходит куда-то вверх к тучам. Мысли стройны и упорядочены… «Как хорошо, что из окна виден горизонт. Это великое явление Мира, которое всегда с тобой…»
Звонок телефона врывается в мысли, разбивая хрупкую конструкцию только что построенного воздушного замка.
– Слушаю, – сказал я недовольно.
– Здравствуйте, Пегас. Вы уже, наверное, меня забыли, – это был мягкий голос Бореллиуса.
– О, нет, что вы,– я почти взорвался, – нельзя ли вас увидеть? Я хотел поговорить по поводу книги.
– Не торопитесь. Книга, считайте, ваша. Я ее вам отдам, но сначала я попросил бы вас о встрече по другому поводу.
Это был короткий и опять же очень странный разговор, после которого в голове снова появился вакуум, требующий немедленного заполнения. Я шел к тому же месту, где происходила наша первая встреча.
Я не торопился. Напротив, я двигался очень медленно по аллее парка, поддевая ногами кучки палых листьев, и пытаясь отследить странное состояние, в котором находился. Я никак не мог отследить, что же меня тревожит… Нет, определенно, я был далеко вне «зоны комфорта», так сказать, мне было, мягко говоря, не по себе…
– Выходит, я у него «на крючке»…– Думал я тогда, – Да нет, чепуха, я ведь запросто мог послать его куда подальше или же поставить условия, мол, «утром деньги – вечером стулья»,
– Рад вас видеть, Пегас, – сказал Бореллиус немного суховато.
– Взаимно, – ответил я в том же тоне.
– Прогуляемся, если не возражаете?– он показал ладонью куда-то в глубину парка.
Мы ходили по пустынным аллеям, разукрашенным желтыми пятнами листьев, и Бореллиус, совершенно изменив тон, уже очень мягко рассказывал о причинах нашей встречи. С ним было хорошо и уютно, как может быть уютно с родным дедом, которого у меня никогда не было, и о котором я с детства мечтал, представляя себе вечерние посиделки у камина с горячим чаем и рассказами о войне.
– Видите ли, дорогой Пегас, мы, как и вы, занимаемся врачеванием… можно так сказать, пожалуй… но мы подходим к вопросу по-иному, – сообщил Бореллиус вкрадчиво.
– Да? И в чем состоит ваш метод?– естественно спросил я.
– Вот, к примеру, приходит к вам человек, у которого больное сердце. Каковы ваши действия?
– Ну, вопрос!– я даже фыркнул и пожал плечами, – По-моему, в данном случае, ответ нельзя сформулировать в общем виде.
– Правильно, но я не о терапевтических премудростях, вытекающих их диагностических. Это не главное. Предположим, что вы докопались до того, что корнем болезни является какой-нибудь застарелый холецистит и что требуется многодневная голодовка или жесточайшая диета и лишь после прохождения через все эти «круги ада» можно будет гарантировать излечение, да и то – какие там гарантии? И что же ваш пациент? По большей части своей люди готовы отдать любые деньги, лишь бы их не мучили разными процедурами, а дали какую-нибудь волшебную таблетку, с приёмом которой разом ушли бы и все их проблемы. И поверьте, бессмысленно даже пытаться что либо менять в человеческом мировоззрении, этому люди противятся еще больше, чем голодовкам или прочим врачебным «издевательствам». Вот и получается, что человек уходит от вас и после не выполняет ваших советов, да еще и говорит, что вы дурной лекарь. Так-то, Пегас! Разве нет?
– И какова ваша альтернатива?– спросил я скептически. К тому времени я уж прочел немало о разных «альтернативных» методиках.
– Моя альтернатива такова, что я вовсе не сюсюкаюсь с моими клиентами, я просто ставлю их в такие условия, что они делают все, что нужно сами и по доброй воле, без лишних уговоров.
– То есть?
– Ну, то есть, у них просто нет другого выхода, кроме как следовать тому, что им предлагается в данный конкретный момент.
– Все равно,не понимаю,– честно признался я.
– Ничего, я здесь как раз затем, чтобы вы уяснили себе то, чего раньше не понимали. Лечим мы болезни куда более сложные, в сравнении с теми, с которыми приходится иметь дело вам, и называем мы каждый такой акт врачевания «пьесой» или, если хотите – «спектаклем».
– Кто это мы?– спросил я немного иронично.
– Мы – это мы, Пегас. Не пытайтесь делать смысловые перескоки в нашей с вами пьесе. Это просто бессмысленно.
Он посмотрел на меня так, словно бы пытался увидеть что-то внутри, и мир опять завертелся, и на меня как будто свалился огромный груз понимания. Я полностью осознал то, что я не мог уйти от Бореллиуса ни в одной из ситуаций, я вряд ли вообще мог делать шаги, которые бы не находились под его контролем.