Тайны земли Московской
Шрифт:
Но открытия Чистякова, как и его педагогическая деятельность, были делом будущего. Пока откровением явилась сама по себе его картина, носившая название в точном соответствии с академической программой на 1-ю золотую медаль: «Великая княгиня София Витовтовна, на свадьбе великого князя Василия II Темного, в 1433 году, срывает с князя Василия Косого пояс, некогда
В описании картины значилось: «У левой стены великокняжеского терема — шатер; под ним, на возвышении, стол новобрачных. В задней стене — два яруса хор, занятых гостями и зрителями. Перед шатром — столы для пира. София, с венцом на голове, стоит посредине картины и в поднятой правой руке держит конец пояса, сорванного с Василия Косого. Василий порывается удержать пояс. Среди бояр — смятение. Налево — Дмитрий Шемяка бросается на помощь брату; бояре не пускают его. Направо — наместник Ростовский, Петр Константинович; он встал из-за стола, возле которого, на полу, прижался шут».
Сюжет был заимствован «из 5 тома Русской истории Карамзина». Касаясь вопроса о своем отъезде из России, Чистяков писал Д. В. Поленову, отцу художника: «Закончил тяжелый академический курс. Картина моя наполовину не окончена, но, несмотря на это, Академия приобрела ее для себя и послала на Лондонскую выставку, — это, кажется, лишнее, ну, да не мое дело, пусть так». Речь идет о Всемирной художественной выставке 1862 года в Лондоне. Впоследствии она экспонировалась на Нижегородской художественной выставке 1863 года. Эта выставка, непосредственная предшественница передвижных выставок, поскольку на ней были широко представлены «артельщики», также принесла успех Чистякову. Фактическим ее организатором был И. Н. Крамской, и от него лично в значительной мере зависел отбор картин. Первым среди целой плеяды ведущих критиков В. В. Стасов назвал ее «блестящей». Но и в 1900 году, оглядываясь на весь пройденный русским искусством путь, В. М. Васнецов писал Чистякову: «Надо помнить, что русская историческая настоящая живопись началась с Вашей Софьи Витовтовны».
После Академии художеств картина попала в Русский музей, и тем самым ей был произнесен смертный приговор: она исчезла из глаз зрителей. Места для нее в экспозиции не оказалось. На первую персональную выставку Чистякова в 1954 году, организованную в залах Академии художеств СССР в Москве мною и известным живописцем и теоретиком искусства профессором Э. М. Белютиным, Русский музей отказался ее отправить… ввиду значительности ее размера.
Осталась загадкой для зрителей, да и для специалистов, картина о золотом поясе. Остался загадкой интерес Н. М. Карамзина к событию на свадьбе Василия Темного. Чтобы ответить на эти вопросы, надо было увидеть во времени характер великой княгини Московской, понять, чем вызывался ее необычный поступок. А главное — откуда вел свое начало предмет спора.
Итак, начинала великая княгиня Евдокия Суздальская после погребения с задуманной мужем свадьбы их первенца. Так велел ее государь…
Той же осенью [1390] бояре великого князя Александр Поле, Александр Белеут, Селиван приехали из Немецкой земли в Новгород с княжною Софьей Витовтовной… а в Москву прибыли 1 декабря, а взял ее в жены великий князь Василий 9 января [1391].
Свойственником московским князьям
С детства князь Витовт в походах с отцом — слишком хитрыми и беспощадными были их враги: дядя Ольгерд и двоюродный брат Ягайло. С тринадцати лет скрывался вместе с отцом во владениях Ливонского ордена. Двадцати — ходил в поход на немцев, двадцати двух — на Москву и снова — на немцев. В 1382 году бежал, переодевшись в платье служанки, к князю Мазовецкому. Исповедовал католичество. А в 1384-м — перешел в православие под именем Александра. Тут и стал для него выгоден союз с Москвой — сватовство дочери. Вот только настоящего союза получиться не могло: независимыми были оба князя. Василий Дмитриевич умел ладить с татарами. Современники ставили ему в вину, что неохотно брался за меч, куда охотнее «за серебро и злато», подкупая ханских правителей. Так, за деньги приобрел он ярлык на княжение и в Нижнем Новгороде, и в Суздале. Изловчился присоединить к Москве Городец, Мещеру, Муром, Тарусу.
А когда через четыре года после великокняжеской свадьбы двинулся на Москву Железный Хромец, как называли современники Тамерлана, вернее, среднеазиатского правителя Темир-Аксака, московским боярам пришлось уговаривать Василия Дмитриевича встать во главе собранных ими полков. Но все обошлось без сражений. Простояв две недели в разграбленном им Рязанском княжестве, Железный Хромец неожиданно увел свои полки.
Одни видели причину бегства в приближении осени: 26 августа повалил снег. Другие — в перенесении иконы Владимирской Божьей Матери из Владимира в Москву. Однако оставить чудотворный образ в своем стольном граде навсегда Василий Дмитриевич не решился — ограничился тем, что поручил любимому своему иконописцу Андрею Рублеву сделать с него копию — «Запасную Владимирскую». Только в 1480 году подлинная Владимирская была во второй раз, и теперь уже окончательно, перенесена в Москву, чтобы навсегда остаться в Успенском соборе.
Витовту же довелось трижды встречаться на тропе войны со своим зятем: в 1406-м — близ Крапивны, в 1407-м — у Вязьмы, в 1408-м — на Угре. И все три раза расходились князья с миром. Не исключено, что сыграла здесь свою роль Софья Витовтовна, но главным образом — неурядицы в Орде. Двенадцать лет Василий Дмитриевич мог благодаря им не ездить в Орду и даже не посылать туда дани, обогащая тем самым великокняжескую казну.
Все изменилось, когда двинулся на литовские земли ногайский хан Едигей, многие годы являвшийся фактическим правителем всей Золотой Орды. Собрался на Литву, а развернулся на московские земли.
…И вот некто, спешно примчавшись, поведал, что рать [Едигея] уже вблизи города. Василий же не успел даже малой дружины собрать, приготовил город к осаде, оставив в нем своего дядю Владимира [Храброго], и брата, князя Андрея, и воевод, а сам с княгинею и детьми отъехал к Костроме. И пришел город в ужасное смятение, и побежали люди в страхе, не заботясь ни об имуществе, ни о чем другом, и поднялась в людях злоба, и начались грабежи. Повелели же и городские посады жечь, и жалко было смотреть, как чудные церкви, создаваемые в течение многих лет и высокими главами своими придававшие величие и красоту городу, в одночасье исчезали в пламени… Это было страшное время: люди метались и кричали, и огромное пламя гудело, возносясь к воздуху, а город был окружен полками беззаконных иноплеменников… Была же тогда жестокая зима и небывалая лютая стужа, и погибель была христианам…