Тайные грехи кроткой голубки
Шрифт:
– А что такого? Полноте, ему давно уже пора от кого-то получить такую отповедь. А то хорош! Ему можно портить нам настроение своим творчеством, а мы не имеем права немного подпортить ему настроения в ответ? – он рассмеялся.
Меж тем, на лужайке перед домом, покинутой нашими героями, висело неловкое молчание. Затем кто-то из дам вспомнил, что забыл в доме шаль, а ведь уже холодает. У других нашлись не менее срочные дела. Писатель, ничем не выдав своих чувств, отправился в глубину сада выкурить сигару; куда именно отправилась Олимпиада Саввишна, эта бледная тень своего мужа, вообще никому интересно не было.
–
Словно отвечая на ее слова, по саду вдруг резко просвистел ветерок, затем уже не ветерок, а резкий ветер нагнул ветви с тяжелым шелестом… Анна посмотрела вверх: на небо, еще пока прозрачно-синее, со всех сторон наползали тяжелые, клубящиеся тучи; это было страшновато, но очень красиво.
– Да просто дождь собирается, – возразил ее муж.
И точно – крупные капли дождя упали на них, а затем, после минутного затишья, на сад обрушился ливень. Громыхнул гром, прозрачно-розовая ветвистая молния перечертила небо, а ливень обернулся сплошной стеной воды. Со всех сторон к дому бежали гости; и в этой суматохе, полной криков, бешеного ветра и шума дождя почти никто не услышал, как в глубине сада прозвучал выстрел.
Глава 4.
Следователь полиции Степан Фролыч Мартемьянов уважал общественное мнение.
Мысль де Шамфора, что «всякое общепринятое мнение – глупость, так как оно понравилось большинству», была ему незнакома. К тому же на уроках логики в гимназии, читая под партой «Робинзона Крузо», он пропустил тему логических ошибок, и едва ли мог внятно объяснить, почему argumentum ad populum , она же апелляция к мнению большинства, является неправильной. Поэтому, в вопросе о том, кто же виновен в преступлении, он охотно ограничился бы простым голосованием свидетелей – за кого они проголосуют, того преступником и объявим. Мешало только противное начальство, которое требовало всегда доказательств более веских, нежели общественное мнение. Однако привычка – вторая натура, и Мартемьянов каждый раз начинал следствие с одного и того же вопроса, приятного его сердцу: «Кого вы подозреваете, господа свидетели?!».
Когда следователю Мартемьянову сообщили потрясающее известие – что вчера вечером в саду госпожи Астафьевой убит, о ужас, сам знаменитый писатель Горчичников – первым делом он начал с опроса хозяйки дома, ее дочерей и домочадцев. Выяснилось следующее.
Прелестного человека, писателя Н.Н. Горчичникова, обожали решительно все. Никто никогда не желал ему ни малейшего зла – да и как можно, он же такой душка, талант, краса и гордость местного общества. Его жена? Ангел во плоти, и души не чаяла в своем муже. И если кто-то когда-то высказал в адрес милейшего Никанора Никитича недоброе слово, то это были те двое, такие гадкие, супруги Штольманы, которые вообще не жители нашего города, а приезжие. Вы понимаете? Пока их в городе не было, и убийств не было никаких, а вот как они появились, сразу и пожалте. Какой ужас.
Опросивши всех свидетелей в томе вдовы Астафьевой, Мартемьянов явился в дом Платона Теодоровича Штольмана, и сразу с места в карьер решил добиться признания от коварных убийц. Увы, злодеи оказались крепкими орешками. Для начала зловредный Яков Штольман объявил, что он сам является полицейским, следователем, надворным советником, служащим в полицейском департаменте
– Так как я пока не арестован и предъявить вам мне решительно нечего, потрудитесь вести себя так, как полагается вести себя со старшим по званию… И обращаться ко мне следует «Ваша благородие».
Мартемьянов сбавил тон и высказался почти извинительно:
– Ну посудите сами, Ваша благородие , все говорят, что вы вчера с этим господином поссорились, и особенно ваша супруга, – тут Мартемьянов зыркнул в сторону Анны, сидевшей на диване в уголке с видом несколько растерянным.
– Моя супруга сказала всего-навсего, что не разделяет литературных воззрений господина Горчичникова. Это вы называете ссорой? Может быть, местным дамам, которые смотрят этому писателю в рот и на него почти что молятся, слова моей жены показались слишком независимыми… Но независимое мнение по поводу литературных вкусов – не слишком-то веский повод для убийства, не так ли?
– Вообще-то дамы говорят, что она с ним говорила очень резко…
– Если бы я убивала всех писателей, чье творчество мне не по вкусу, – негромко, но твердо молвила Анна, – то за мной тянулся бы шлейф из трупов. Но как вы видите, в газетах пока не пишут о массовых убийствах писателей в России?
– А может, вы только начали, и этот первый, – резонно возразил Мартемьянов.
Анна невольно рассмеялась.
– А напрасно вы смеяться изволите, сударыня, – дело весьма серьезное, и может кончиться тем, что я буду вынужден вас арестовать.
– Вам это будет стоить должности, – жестко заявил Штольман. – Полагаете, я, надворный советник, с моими связями в столице, не найду способов привести вас в чувство? Вы готовы арестовать достойную женщину, не имея против нее никаких улик? Даже мотивов преступления вы не можете предъявить ей никаких, кроме несходства литературных вкусов. Ни улик, ни мотивов! В конце концов, это демонстрация вашего профессионального бессилия, и я начну с того, что сообщу свое мнение вашему начальству.
– Но кто же мог еще-то, Ваша благородие, кроме вас? – привел последний веский довод уже слегка струхнувший Мартемьянов. – Пока вас не было, и убийства не было, а как вы появились, так сразу…
– Очень, очень убедительно, – в голосе Штольмана звучала злая ирония. – Вариант, что преступник только этого и ждал, вы не рассматриваете?
– Вашего приезда? А откуда он мог знать, Ваша благородие, что вы приедете?
– Вовсе не обязательно именно нашего приезда. Он мог ждать приезда кого угодно – все время ведь кто-то приезжает в гости, верно? Главное, в окружении писателя появляются новые люди, и это отводит внимание от истинного виновника. А может, он и не приезда ждал, а просто ждал подобной ситуации, как вчера…
Поскольку в глазах Мартемьянова отразилось полное недоумение, Штольман пояснил:
– Ну сами смотрите: званый вечер. Званые вечера ведь не каждый день бывают, верно? Большой красивый сад, в который гости непременно выйдут погулять после ужина. Вот он и ждал, когда судьба преподнесет ему такое отличное место для его планов! Гости гуляют по саду. Все разбрелись кто куда. Писатель в одиночестве, в темной аллее, можно к нему подойти и выстрелить почти в упор. И никто не увидел убийцу, зато под подозрением куча народу. Кстати, пистолет нашли?