Тайные судьбы
Шрифт:
Вечерами они гуляли по Мейн-стрит, слушали уличные оркестры из Эквадора и Чили, приезжавшие сюда на лето, а также оркестр из Бостона. Тесс часто вспоминала, как такими же летними вечерами, но в прежние годы, они, держась за руки, вот так же гуляли в людской толпе мимо магазинов. В те времена Тесс чувствовала покой и удовлетворение, словно она была матерью этого красивого ребенка, словно они были маленькой счастливой семьей. Но теперь, когда они шли рядом, тепло их отношений было окрашено некоторой грустью, потому что Дженни была слишком взрослой, чтобы держать Тесс за руку. И тем не менее Тесс испытывала
К счастью, они ни разу не встретили Вилли Бенсона. Но Тесс никуда не отпускала Дженни одну, и Дженни ей подчинялась. Ее первоначальная недоверчивость исчезла, и Дженни вновь стала оживленной, искренней и готовой учиться. Они беседовали о лошадях (Дженни заняла второе место в школьных конных соревнованиях), о книгах (Дженни не играла в видеоигры, так как шум беспокоил бабушку Хобарт) и молодых людях (у Дженни не было постоянного кавалера, хотя в прошлом году отец застал ее целующейся в конюшне с девятнадцатилетним конюхом Люком Сандерсом, за что тот немедленно получил расчет). Они листали старые студенческие альбомы Тесс, и Дженни особенно интересовали фотографии, использованные билеты на разные мероприятия и рецепты пиццы, собранные Тесс за время учебы в колледже. Дженни очень нравились рассказы Тесс о тех годах. Сама Дженни, однако, мало говорила о родителях, и Тесс считала, что это, наверное, даже к лучшему. Рассказы о Чарли и Питере и замечательной жизни, которую они вели, только бередили старые раны.
Однажды в середине июля они работали в мастерской над разными елочными украшениями, которые Тесс готовила к Рождеству для местного магазина. Тесс ничего не сказала Дженни о новом проекте, предложенном ею Блекбернской галерее, одной из самых престижных галерей в мире, собирающих художественное стекло. Она не сказала Дженни, что ее молодость, энергия и красота вдохновили ее, Тесс, на новую попытку добиться настоящего успеха.
Каждую ночь Тесс прокрадывалась в мастерскую и работала над детальными эскизами самой изысканной и замысловатой вазы, которую она когда-либо создавала. Она взяла за основу яйцо Фаберже, и если галерея закажет ей вазу, это будет тот самый шанс, которого она ждала всю жизнь и уже много лет назад потеряла надежду получить. Одна в мастерской, склонившись над листом бумаги, освещенным небольшой лампой, Тесс гнала прочь мысль о возможной неудаче. И она ничего не сказала Дженни. Пусть это будет для нее чудесным сюрпризом.
В тот жаркий летний день Дженни была необычайно молчаливой. Она работала с горячим янтарным стеклом, не обращая внимания на пот, выступивший на ее нежной коже. Она без усилий овладевала ремеслом, ее легкие развивались, и с каждым днем Тесс поручала ей все новые задания. Но в это утро работа у Дженни шла медленно. Наконец она заговорила.
– Послушайте, тетя Тесс, – сказала она, – как вы думаете, я могу поступить в здешнюю школу?
Тесс отложила в сторону стеклодувную трубку.
– Я уверена, что ты без проблем поступишь туда, – ответила она.
Она подала Дженни трубку с расплавленным стеклом. Дженни взяла ее и добавила верхушку к украшению.
– Я не имела в виду колледж, – заметила она. – Я говорю о школе. Я хочу окончить здесь среднюю школу.
Тесс прикрепила медальон из цветного стекла к елочному шару. «Вот оно, –
– Думаю, родители хотят, чтобы ты окончила ту школу, в которой сейчас учишься.
Дженни скрестила руки на груди.
– Я хочу посещать обыкновенную среднюю школу.
– Виндзор-Ларкин – прекрасная школа.
Дженни сморщила нос.
– Там учатся одни Даррины и Пэтси, а не люди.
Тесс опустила голову, чтобы Дженни не заметила ее улыбки.
– Ты хочешь сказать, что там учатся богатые дети.
– Которые о себе много воображают.
– Понятно.
Тесс села, поднесла ко рту трубку, прижалась к ней губами и начала дуть короткими выдохами. На конце трубки появился все увеличивающийся желтый, как мед, пузырек.
– Родителям, конечно, все равно, – сказала Дженни, раскладывая на прилавке у стены трубки. Не оборачиваясь к Тесс, она добавила: – Возможно, сначала отец будет против, но потом согласится. Матери это безразлично, только бы меня не было дома.
Тесс остановилась. Отняла трубку от губ. Елочное украшение не было готово, но какое это имело значение. Слова Дженни были важнее того пустяка, которым она занималась. Теперь она горела желанием все знать и спросила:
– В чем дело, Дженни? Ты что, не ладишь с матерью?
Дженни молчала.
– В твоем возрасте большинство девочек не испытывают симпатии к матери, – продолжала Тесс. – Когда мне было четырнадцать, мать казалась мне самым смешным существом на свете. Она ничего не знала. Она была старомодной...
– Нет, тут другое, – прервала ее Дженни. – Это началось очень давно. Она... Ей всегда было не до меня. Она то агитировала на телевидении за какое-нибудь общественно полезное мероприятие, то сколачивала больничный комитет. Я бы хотела жить здесь, – добавила она просительно. – С вами. И Гровером.
Тесс попыталась скрыть тайное удовольствие, которое ей доставили слова Дженни. Чарли, видимо, не была образцовой матерью. Тесс подошла к Дженни и обняла ее за плечи. Она заметила, что в глазах девушки стояли слезы. Она хотела сказать, как будет прекрасно, если Дженни переедет к ней жить. Она хотела сказать, как ее радует, что Чарли оказалась плохой матерью. Но боль в глазах девушки остановила ее. К чему делать Дженни еще более несчастной?
– Я уверена, что твоя мать занята важным делом, – сказала Тесс, прижимая ее к себе. – Но ты для нее куда важнее.
Дженни закусила дрожащую губу и, не выдержав, заплакала.
Тесс не знала, как ее успокоить. Она уже лет пять не виделась с Чарли. А вместе с Дженни она видела ее всего три или четыре раза. Тесс представления не имела, какие у них отношения. Но понимала, хотя Чарли выросла в спокойной домашней обстановке, в окружении любящих родителей, это вовсе не означало, что из нее вышла хорошая мать. Но с другой стороны, Чарли была из тех, кто готов пойти на любые жертвы ради удачного материнства. Чарли так жаждала обзавестись детьми, что готова была рисковать чем угодно. Тесс, как и Марина, не обладала такой сильной волей.