Тайный монах
Шрифт:
Макс, окутанный холодным потом, в ужасе вскриком прервав череду таких невыносимо ярких сновидений, привскочил на кровати и несколько растянутых и размытых мгновений не мог придти в себя.
— Где я, — пыталось сообразить его, ставшее болезненным, воображение.
За окном полновластно правила невозмутимо светящаяся, как огромный светляк в лесу неба, Луна, освещая холодным светом страхи окружающего мира — далёкие горные вершины, уходящую в бесконечную неизвестность дорогу и комнату Макса.
— Итак,
Макс глядел на Доктора, как на Учителя, готовясь принять знания, как лекарства.
— А ведь страхов не надо опасаться, — продолжал Доктор. — Страх, это определённая, довольно острая реакция нашего тела по восприятию каких-то внешних обстоятельств.
К примеру, вспомните себя мальчишкой, которого папа обучает езде на двухколёсном велосипеде. Вспомните это до мурашек приятное ощущение душевного комфорта от лёгкого, как полёт птицы, катания. И вспомните охвативший вас безотчётный ужас, когда вы вдруг обнаружили, что папа вас больше не придерживает и не подстраховывает в процессе обучения. Осознав это, вы с рёвом заваливаетесь вместе с велосипедом на бок, при этом больно ушибаясь. А вместе с тем, состояние комфортного полёта и состояние страха разделило лишь ваше восприятие того, что вы делаете.
— А что же надо было делать тому мальчику, чтобы не испугаться, не упасть наземь? — внимал каждому слову Учителя Макс.
— Ехать. Лететь. Двигаться выбранным путём. Появляются преграды — объезжать. Преодолевать…
— Но вы же не станете отрицать, что иногда нас удерживают наши страхи от безрассудных поступков. Скажем, не прыгнуть с опасной высоты, не пойти в неведомую темень? — доискивался Макс.
— Безусловно. Однако выбором человеческого пути должен, всё же, верховодить разум. Страхи же подавляют волю человека бороться за самого себя с возникшими обстоятельствами. Иное дело — интуиция, — чуть улыбнулся, видимо, чему-то своему, Учитель, — Рациональный разум человека в процессе эволюции загнал это важнейшее чувство человека глубоко внутрь его. И мы порой не доверяем сами себе, порой не можем разобраться в своих ощущениях, подсказывающих верные решения.
— А как же до него достучаться, до этого невостребованного чувства? — допытывался Макс.
— И просто, и сложно. Оно ведь, это чувство, совсем рядом и безгранично далеко — в вас самом. К своей Душе и Телу надо бы научиться относиться как к творению Божьему. Заботиться о нём, словно о живом существе, не терзать свою душу завистью к иным людям и другими порочными чувствами, часто просто изнуряющими нас. И тогда Душа и Тело смогут вместе растормошить такие дремлющие внутри нас дарования, как самоисцеление и интуиция, — делился своим видением Учитель.
— А как же быть с неуверенностью в завтрашнем дне, с беспокойством
— Безверие — родная сестра безысходности. Если вы желаете лучшей жизни, в это надо Веровать. Причём, не слепо, ожидая лучшего свыше, само собой как бы. А самому что-то делать для этого, при этом веруя в свои силы. Вера, разум и уверенность в собственной правоте — главные помощники преодолений. При вашем неуклонном стремлении в вас поверят и окружающие. И эта вера в вас многократно умножит ваши силы. При этом помните, что нет предела человеческому совершенствованию, нет предела пути. Поэтому распределяйте и бремя побед и время передышек, чтобы не загнать душу и тело чрезмерностью, с которой тоже надо учиться справляться.
— А если остановиться, сказать себе — хватит?
— Замереть нельзя, а вовремя делать привалы — необходимо.
— Но как придать этому жизненному движению уверенность? — думал вслух Макс.
— Ищите точку опоры в себе. Это так по-человечески… — всем своим видом как бы поставил многоточие Учитель.
Недалеко от берега, то ли радуясь Солнцу, то ли играя с гребешками невысоких волн, взлетая над морем и переворачивая белоснежные животы, играла пара дельфинов.
— Где же эта точка опоры, где эта буферная зона, как шанс уберечься, одуматься, отдышаться? — омывал свои думы морскими ветрами Макс, — Где опора у этой парящей в невесомости чайки, у этих, живущих в единении с морем, дельфинов? Быть может моя буферная зона сейчас где-то там, где всегда ждут меня моя Юлька и мой Василёк?..
— Купите лаванду, — обратилось к Максу милейшее создание лет семнадцати с курносым носиком, с отражающей свет солнца улыбкой и зелёными, как зелень гор, глазками.
— Что-то я тебя здесь раньше не замечал, — ощущая радость жизни, обратился к юной незнакомке улыбающийся Макс.
— Здесь раньше была моя мама. Я её иногда подменяю, — девчонка продолжала заразительно улыбаться.
— Ах, да, — словно припоминая что-то, смотря куда-то сквозь это юное очарование, пробормотал Макс: «А быть может сейчас точка опоры — Она — юный ангелочек, отражающий людям всю прелесть окружающего мира, мира моря и гор, даря улыбку Любви, оставляя словно след о себе, эту возвышенно приближенную к солнцу горную лаванду».
— Что вы рассматриваете? — находясь выше мыслей, овладевших Максом, пропел ангелочек, поворачивая личико к Солнцу, — Там Солнечногорск! Там всегда солнце! — прощебетала девочка грудным, ангельским голоском, укрепляя своей жизненной силой устремлённый в бесконечность взгляд Макса.
Часть 2. Вихри враждебные
Пронизывающий ветер, который на этот раз, казалось, пришел не из далекого штормового океана, а рождался прямо здесь — посреди покрытой ледовым панцирем, еще совсем недавно — царской, а отныне — революционной Невы, пробирал до костей.