Тайный сыск генерала де Витта
Шрифт:
Именно в это время И.О. де Витту и поступает личное указание императора Николая осуществить проверку поэта А.С. Пушкина на лояльность. Разумеется, что сам генерал не мог лично отправиться в Псковскую губернию и заниматься изучением поведения поэта. Во-первых, он был бы там слишком заметен, а во-вторых, у него были и неотложные дела в Южной армии, где тоже не всё было спокойно. Поэтому де Витт вполне логично отправляет в Псков своего агента. Причем самого лучшего — А.К. Бошняка.
Это был настоящий профессионал, интеллектуал, возможно, один из лучших секретных агентов за всю её историю. А. К. Бошняк являлся помещиком Херсонской губернии, был однокашником поэта В.А. Жуковского, в своё время был избран уездным предводителем дворянства. Человек он был, по отзыву декабриста С.Г. Волконского, «умный и ловкий, принявший вид передового
Из рапорта А.К. Бошняка: «Целью моего отправления в Псковскую губернию было сколь возможно тайное и обстоятельное исследование поведения известного стихотворца Пушкина…»
Итак, над поэтом нависла угроза, причем гораздо более страшная, чем недавняя высылка из Одессы в деревню. Одно дело — наказание за любовный роман с супругой наместника и совсем иное — обвинение в связях с государственными изменниками.
19 июля из Петербурга в Новоржев отбыл секретный агент при начальнике херсонских военных поселений А.К. Бошняк с фельдъегерем Блинковым. На основании словесного приказания графа де Витта он имел цель произвести «возможно, тайное и обстоятельное исследование поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к возбуждению и вольности крестьян», и арестовать его и отправить, «куда следует, буде он оказался действительно виновным». Для ареста Пушкина Бошняк имел открытый лист, выданный под его расписку из канцелярии дежурств Е.И.В. за № 1273 на имя фельдъегеря Блинкова. Открытый лист на арест — это почти неограниченные полномочия. С этого момента судьба Пушкина была всецело в руках де Витта и Бошняка.
20 июля А.К. Бошняк с фельдъегерем Блинковым приехали в Порхов. Оставив здесь Блинкова на случай ареста Пушкина (официальная версия), Бошняк в одиночку отправляется в Новоржев и вечером приезжает на станцию Ашева, что в 74 верстах от Порхова и в 84 верстах от Михайловского. Там он получает первую информацию о Пушкине, о котором удается узнать только то, что поэт живет в данный момент в некотором расстоянии от Новоржева.
Тем временем в Москве происходят события, которые могли самым негативным образом сказаться на судьбе Пушкина. В тот же день, 20 июля, кандидат Московского университета А.Ф. Леопольдов, получив от Л.А. Молчанова стихи из пушкинской элегии «Андрей Шенье», делает на них надпись: «На 14-ое декабря» и перед отъездом своим в Саратовскую губернию, по просьбе В.Г. Коноплева, секретного агента генерала И.Н. Скобелева, списывает ему эти стихи. В результате доклада А.Ф. Леопольдова перед властью оказалось налицо прямое доказательство не только полного сочувствия Пушкина декабрьскому мятежу, но и пропаганда им памяти мятежников. Донос Леопольдова — это почти приговор. Судьба поэта повисла на волоске… Теперь спасти его могло разве что чудо.
Тем временем Бошняк приезжает из Ашевы в Новоржев и начинает там свою работу по выявлению настроения опального Пушкина. Остановившись в гостинице, Бошняк узнает от её хозяина Катосова, что Пушкин был на ярмарке в Святых Горах, что он «скромен и осторожен, о правительстве не говорит, и вообще никаких слухов об нём по народу не ходит», что никаких возмутительных песен не сочинял. В гостинице Бошняк знакомится с уездным заседателем Чихачевым, знакомым, по его словам, с Пушкиным. По свидетельству Чихачева, Пушкин ведёт себя скромно.
А в это время следует ещё один удар по Пушкину, да какой!
21 июля из Варшавы поступает «всеподданнейший рапорт великого князя Константина Павловича» о составе бумаг прибывшего из-за границы П.Я. Чаадаева. Великий князь сообщает, что среди них «заслуживают особого внимания стихи под названием: “Смерть” (“Кинжал”), в коих упоминается о Занте». «Кинжал» — это, по сути, гимн готовящемуся к цареубийству Каховскому, тем более что об этом просигнализировал сам старший брат императора! Думается, что к этому времени вопрос об аресте Пушкина был в принципе делом решённым. Чтобы поставить окончательную точку в этом вопросе, оставалось подождать только заключения Бошняка.
А Бошняк тем временем присутствует в Новоржеве на обеде у уездного судьи Д.Н. Толстого. При этом он выдает себя за путешествующего ботаника. Легенда выглядела вполне натурально, так как Бошняк действительно серьёзно занимался
Затем Бошняк переезжает из Новоржева в имение П.С. Пущина село Жадрицы, «от которого вышли все слухи о Пушкине, сделавшиеся причиною» посылки Бошняка. Целый день он гостит у Пущиных. Путешествующего «ботаника» принимают Пущин, его жена и сестра. В ходе бесед Бошняк узнает, что хозяева «иногда видали Пушкина в русской рубашке», что он «дружески обходится с крестьянами, и брал за руку знакомых, здоровался с ними»; что «иногда ездит верхом и, достигнув цели своего путешествия, приказывает человеку своему отпустить лошадь одну, говоря, что всякое животное имеет право на свободу»; что «никаких новых стихов его или песен (им) известно не было», что «Пушкин ни с кем не знаком и ни к кому не ездит, кроме Осиповой»; что «ведёт себя несравненно осторожнее противу прежнего». Не удовлетворившись этими сведениями, основанными «не наличном свидетельстве, а на рассказах, столь обыкновенных в деревнях и уездных городках», Бошняк направляется в Святогорский монастырь.
Именно в этот день Пушкин узнаёт о казни декабристов. Можно представить его состояние! Именно в этот тяжелейший момент своей жизни он рисует в черновике виселицу с пятью повешенными и размашисто пишет рядом: «И я бы мог…»
В ночь на 24-е Бошняк прибывает в Святые Горы из Жадриц. Остановившись в монастырской слободе у «богатейшего в оной крестьянина — Ивана Никитина Столярова», Бошняк у него узнает, что «Пушкин обыкновенно приходит в монастырь по воскресеньям»; что он «отлично добрый господин, который награждает деньгами за услуги даже собственных своих людей; ведёт себя весьма просто и никогда не обижает». Утром Бошняк отправляется в монастырь и расспрашивает о Пушкине у игумена Ионы. Последний говорит, что поэт иногда приходит к нему и пьет с ним наливку; что, кроме монастыря и Осиповой, Пушкин «нигде не бывает, но иногда ездит и в Псков», что «никакой песни им в народ не выпущено»; на вопрос Бошняка, «не возмущает ли Пушкин крестьян», Иона отвечает: «Он ни во что не мешается и живет, как красная девка». В 2 часа дня — отъезд Бошняка на станцию Бежанина, что в 66 верстах от Святых Гор. Дорога туда проходила через деревню Губино, всего в 15 верстах от Михайловского. Здесь у крестьянина Бошняк узнает, что «Пушкин нигде в окружных деревнях не бывает, что он живет весьма уединенно и губинским крестьянам, ближайшим его соседям, едва известен».
А Пушкин тем временем на самом деле полон сочувствия к друзьям-декабристам. Именно в эти дни он начинает писать своего знаменитого впоследствии «Пророка» («Духовной жаждою томим»). Тогда же Пушкин пишет сразу три (!) антиправительственных стихотворения о казненных декабристах под общим названием «Пророк» (эти стихи не сохранились). Предание донесло лишь одно четверостишие в безусловно искаженном виде: «Восстань, восстань, пророк России…».
25 июля Пушкин узнает о смерти ещё недавно любимой им в Одессе Амалии Ризнич и приезжает из Пскова в Михайловское. В этот же день в 8 часов утра из Бежаниц Бошняк отпускает обратно в Петербург фельдъегеря Блинкова, так как принял решение, что для ареста Пушкина никаких оснований не имеется.
30 июля маркиз Паулуччи пишет из Риги министру иностранных дел Нессельроде с препровождением прошения Пушкина Николаю I с просьбой «повергнуть оное на всемилостивейшее воззрение», так как Пушкин «ведёт себя хорошо», что видно «из представленных ко мне ведомостей». Однако Паулуччи полагает «мнением не позволять Пушкину выезда за границу». Вполне возможно, что Пушкин чувствует, что тучи над ним сгущаются, и пытается выехать за границу до своего возможного ареста. Об итогах проверки Бошняка он в тот момент, разумеется, ничего не знает.
На следующий день Вяземский и О.С. Пушкина (сестра поэта) пишут Пушкину. Вяземский начинает письмо своим стихотворением «Море». Спрашивает о занятиях и здоровье Пушкина. Высказывает мнение о письме Пушкина к Николаю I: «сухо, холодно». Советует написать другое и дать обещание писать только для печати и сдержать слово. Ждёт отрывок из записок Пушкина о Карамзине. Отказывается сам писать о Карамзине. Говорит о значении его для России; о Жуковском и братьях Тургеневых. Просит прислать стихи и «Бориса Годунова».