Тбилиси. Биография города
Шрифт:
На Леонидзе находится одно из самых красивых в Сололаках зданий – Национальный банк Грузии, бывшее Тбилисское общество взаимного кредита, построенное известным архитектором Михаилом Оганджановым, убитым на дуэли в 1916 году (почему-то этот факт меня поражает. А вас?). Им спроектировано в Сололаках несколько оригинальных зданий.
Совсем рядом, на улице Даниела Чонкадзе, 12 – редкой красоты дом табачного промышленника, купца первой гильдии Николая Бозарджянца, который можно увидеть во многих советских фильмах. В телесериале «Семнадцать мгновений весны» именно мимо него шел на переговоры пастор Шлаг. В городском обиходе особняк зовется «домом мадам Бозарджянц». Богатые коммерсанты для страховки от потерь в случае банкротства записывали имущество на жен и домочадцев, чтобы оно осталось в семье. Стены дома облицованы керамической плиткой ручной работы, лестницы из мрамора, окна выполнены по специальному заказу из венецианского стекла. После прихода большевиков особняк реквизировали, оставив мадам Бозарджянц две комнаты. В доме появились новые жильцы – здесь получила квартиру Нина Берия, урожденная княжна Гегечкори, а к ней позже въехал муж – Лаврентий Берия. Раньше на доме висела памятная табличка Берии, потом ее сняли. Sic transit, думаешь, идя по Сололаки, gloria mundi.
Площадь Гудиашвили
Вот куда непременно стоит заглянуть в Сололаках, так это на лучшую площадь района, названную именем художника Ладо Гудиашвили. Небольшая, тенистая, с садом и маленькой площадкой, в скамейках и с фонтанчиком питьевой воды, она находится на границе Клдисубани и Сололак, на начинающемся подъеме в гору Табори. Она прекрасна. Дома собрались в кружок, обрамляя испещренное солнечными зайчиками и пробивающимся сквозь листву светом пространство. Одинокий мужчина с собакой, старушка в черном, несущая корзину по улице, не нарушают идиллию места – на площади слились в объятии влюбленные, это скульптура, которая собирает воедино композицию места и дарит его отрадой и надеждой. Это одно из самых поэтических мест города.
Сегодня площадь Гудиашвили – единственное целиком отреставрированное и восстановленное место в районе. Обветшавшие от землетрясений и отсутствия заботы последних лет дома обновлены; прекрасный вкус и состояния прежних владельцев видны тут как нигде. Площадь стоит вровень со своими современницами – площадями Будапешта, Лиссабона и Праги – и хорошо смотрится.
Люди. Ладо Гудиашвили: Запад и Восток
Самый известный грузинский живописец ХХ века – Владимир (Ладо) Гудиашвили. Изящный, декоративный, очень театральный Ладо Гудиашвили – легенда Грузии, а его картины– национальное достояние. Признанный гением при жизни, художник был очень знаменит.
Весь бывший Советский Союз был знаком с творчеством Гудиашвили: интригующие сюжеты одной из самых популярных чеканок, с томными девами и нежными ланями, что украшали на излете советских лет быт граждан буквально всей страны, взяты из его картин.
Ладо Гудиашвили родился в Тифлисе, тут же учился в художественном училище, после служил учителем рисования в школе. В 1915–1918 годах познакомился с Пиросмани, чьи работы ошеломили молодого художника. О Пиросмани Гудиашвили написал в книге
В 1917–1918 годах вместе с Ильей Зданевичем и Алексеем Крученых входил в знаменитый «Синдикат футуристов». В 1919 году Гудиашвили и Сергей Судейкин расписали кафе поэтов «Химериони».
В 1917 году Гудиашвили участвовал в исследовательской экспедиции в провинции: рисовал памятники грузинской архитектуры, копировал старинные фрески. Зарисовки и копии фресок он показывал в 1919 году на выставке. Они, как и работы Пиросмани, оказали сильнейшее влияние на стиль Ладо.
В 1919 году Гудиашвили вместе с художниками Давидом Кокабадзе и Шалвой Кикодзе уехал в Париж. Там они поселились в районе Монпарнаса, в знаменитом «Улье». Ладо часто бывал в кафе «Ротонда». Трое неразлучных грузин учились, вращались в богемных кругах, заводили невероятные знакомства. Гудиашвили учился в художественной Академии Ронсона и работал театральным декоратором. Он выставлялся в Париже, Марселе, Лионе, Бордо, Лондоне, Риме, Брюсселе, Амстердаме, Берлине, Нью-Йорке и стал широко известен в мире. Был знаком и дружил с Пабло Пикассо, Морисом Утрилло, Амедео Модильяни, Наталией Гончаровой.
У Гудиашвили выкристаллизовалась уникальная, ни на кого не похожая манера рисования, близкая традициям древнего персидского и современного грузинского искусства, где живописный национальный быт сочетается с влиянием авангардистской живописи. Сам он отмечал всегда влияние на свой стиль Нико Пиросмани.
В 1925 году Гудиашвили вернулся на родину. С 1926 года начал преподавать в Тбилисской академии художеств. В Советском Союзе Гудиашвили сохранил свою стилистику и манеру письма, не работал в жанре социалистического реализма, картины его по-прежнему были полны мифологическими и фантастическими образами.
В 1946 году за роспись алтаря церкви Кашвети (на проспекте Руставели) в Тбилиси Гудиашвили исключили из ВКП(б) (позже Ладо отказался от восстановления в партии, а предлагали не раз). Духовенство также осудило художника за неклассический образ Богоматери и запретило ему работу в церкви.
Гудиашвили писал маслом, гуашью, темперой, акварелью, часто работал как график, тем не менее у него очень узнаваемый стиль и своя манера. Картина Гудиашвили – это женщина с животным, чаще всего лошадью, ланью или птицей; реже – с медведем, обезьяной или сказочным чудищем. Одна из самых известных работ Гудиашвили – иллюстрации к «Витязю в тигровой шкуре». В Тбилиси открыт дом-музей Ладо Гудиашвили, в парке «Девятое апреля» ему поставлен памятник.
С Сололаки связано множество легенд. Молва помещает именно сюда «тысячу роз» – историю про Пиросмани, рассказанную Константином Паустовским в «Повести о жизни»:
«Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии… Никто не решался первым ступить на этот цветущий ковер, доходивший людям до самых колен… Каких цветов тут только не было! Бессмысленно их перечислять! Поздняя иранская сирень. Там в каждой чашечке скрывалась маленькая, как песчинка, капля холодной влаги… Густая акация с отливающими серебром лепестками. Дикий боярышник – его запах был тем крепче, чем каменистее была почва, на которой он рос. Нежная синяя вероника, бегония и множество разноцветных анемонов. Изящная красавица жимолость в розовом дыму, красные воронки ипомеи, лилии, мак, всегда вырастающий на скалах именно там, где упала хотя бы самая маленькая капля птичьей крови, настурция, пионы и розы, розы, розы всех размеров, всех запахов, всех цветов – от черной до белой и от золотой до бледно-розовой, как ранняя заря. И тысячи других цветов.
Он шел к дому Маргариты, прикасаясь рукой к стенам. Все видели, как навстречу ему выбежала из дома Маргарита – еще никогда никто не видел ее в таком блеске красоты, – обняла Пиросмани за худые, больные плечи и прижалась к его старому чекменю.
– Почему, – спросила Маргарита, задыхаясь, – почему ты подарил мне эти горы цветов в день своего рождения? Я ничего не понимаю, Нико.
Пиросмани не ответил. Но Маргарита всем существом, всеми нервами, всей кровью, бившейся в ее теле, поняла и без его ответа силу его любви и впервые крепко поцеловала Нико в губы. Поцеловала перед лицом солнца, неба и простых людей – жителей тифлисского квартала Сололаки.