Те же и Скунс – 2
Шрифт:
Декабристки
О'Тул, уж что говорить, давно на это напрашивался. Тот ещё сукин сын был. Киллер, между прочим. И похититель людей. Скунсу за него заплатил издатель одной респектабельной лондонской газеты, мстивший за сына.
Скунс уже тогда финансировал небольшое частное ЦРУ. Чтобы держало руку на пульсе. Оно и держало. Довольно скоро он засёк О'Тула в Лиможе. Приехал туда и провёл в городе около месяца, изучая действительно очень славный местный фарфор. Потом сделал дело… и, уже уходя, допустил оплошность. Такую, что еле ноги унёс. Тут же по закону стервозности стали один за другим накрываться варианты отхода. В конечном итоге Скунсу пришлось юркнуть в канализационный коллектор – и очень тихо высидеть в нём несколько суток, дожидаясь, пока наверху всё хоть как-то уляжется.
Самолёт «Эйр Франс» летел из Марселя, и уже в аэропорту Скунс обнаружил, что ему смертельно не хочется садиться на этот рейс. Жизнь давно научила его относиться к наитиям и предчувствиям весьма даже трепетно, и он сразу стал разбираться, в чём дело. Как скоро выяснилось, от одного из пассажиров едва уловимо попахивало говнецом. Однако путешествовать говнистому товарищу предстояло в другом салоне, и Скунс успокоился. Потом, хорошенько подумав, всё-таки расстегнул рюкзак и надел лёгкий свитер, ничем не отличавшийся от обычного. Бережёного, как известно…
Стюардесса указала ему его место возле иллюминатора, а рядом сел молодой латиноамериканец. Его звали Энрике Гомес, он был симпатичный и смуглый, в джон-ленноновских очках и с густой копной вьющихся чёрных волос. Когда выяснилось, что облезлого вида «сеньор» по-испански говорит с гренадским прононсом, соскучившийся Энрике уподобился гейзеру. Через секунду Скунс был уже в курсе, что Энрике учился в Сорбонне, а по возвращении в родную Колумбию собирался преподавать детям историю. Ну и, соответственно, использовал каникулы по назначению, своими глазами осматривая «особо исторические» места. Он уже побывал в Греции и в Италии, где., надобно думать, повсюду ходил с Плутархом и Тацитом в руках. Теперь у него «стояла в плане» Святая Земля, Скунс сразу понял, что подготовка у парня была весьма, основательная. Он пришёл в тихий ужас, сообразив, что, Энрике вряд ли заткнётся прежде посадки, но тут их весьма бестактно прервали. Оказывается, захваты самолётов ещё не вышли из моды. «Пищалка» в аэропорту бдительно застукала у Скунса в кармане металлическую авторучку, а на контроле багажа порывались развинтить трубчатый станок рюкзака: вдруг он туда запихнул что-нибудь нехорошее. Так-то. Однако пятеро террористов пронесли на борт целую кучу оружия. И никто ничего.
Поначалу Скунс только вздохнул и решил быть примерным заложником. Сам, в конце концов, виноват. Теперь, когда Энрике перестал отвлекать его болтовнёй, он довольно быстро засёк в салоне двоих сотрудников службы безопасности полётов. Те попались точно так же, как он, и тоже были вынуждены сидеть тихо и не рыпаться: террористы расположились в салоне достаточно грамотно.
А вот дальше начались сущие чудеса.
Они называли друг друга арабскими именами, вернее, прозвищами: Шабака, Иамут, Таглиб, Мурра, Кабир [46] и были исполнены великого боевого духа, но «академиев» в Ливии или Ираке, на свою беду, не кончали. Скунсовы предчувствия, может быть, и оказались довольно расплывчатыми из-за того, что злоумышленники попались вполне деревенские. То бишь непрофессиональные, а значит, непредсказуемые и сумасшедшие. И оттого вдвойне смертоносные. Когда земля вышла на связь и попробовала начать переговоры, они даже не выдвинули требований. Намерение у «великолепной пятёрки» было самое простое. Унизить центральное правительство Алжира, сделавшее недавно в отношении Израиля какой-то мирный жест и тем покрывшее себя вечным позором. Плюс насолить Франции, под чьим игом Алжир ещё недавно стонал.
46
Прозвища означают: «Сеть», «Он умрёт», «Ты одержишь верх», «Горькая», «Большой» (араб.).
С
И вот тут Энрике начал проявлять героизм.
«Вы не можете стрелять в самолёте! – горячо обратился он к девице с автоматом, стоявшей ближе других. – Мы на высоте десять тысяч метров, вы понимаете, сеньорита, что это значит? Произойдёт разгерметизация и…»
Мурра истерически захохотала. Вдобавок ко всему борцы за свободу были под кайфом: то ли в подражание хашишинам древних времён, то ли просто для храбрости.
«Собака-израильтянин! – сказала она, делая смуглого и кудрявого Энрике почётным евреем. – Аллах дал нам пули, которые вышибут твои жалкие мозги, но не повредят самолёту!»
Вот тут Скунс напрягся, предвидя дальнейшее и готовясь к немедленным действиям. Одновременно напружинилисъ в креслах и оба секъюрити, но Энрике твердо вознамерился погибнуть героем. О боеприпасах «Ballistic precision» будущий школьный учитель, естественно, даже отдалённо не слышал.
«Таких пуль нет, сеньорита! – заявил он бескомпромиссно. – Вы погубите весь самолёт и сами погибнете. Что вы делаете, подумайте!»
«Что мы делаем? – развеселилась Мурра и поставила, переключатель на стрельбу одиночными. Зрачки у неё были во весь глаз, ноздри бешено раздувались. – Мы убиваем собак и начинаем с тех, которые гавкают громче других…»
Энрике Гомеса, ещё пытавшегося что-то сказать, выволокли в проход и поставили на колени, и Скунс понял, что у него есть отчётливый шанс. Похоже, народные мстители не имели возможности испытать новые боеприпасы в реальных условиях и сами были в них не очень. уверены. В салоне на данный момент присутствовали (считая саму Мурру) трое из пятерых, и все трое на миг, уставились в одну точку, туда, куда должна была попасть пуля…
В этот миг Скунс и начал действовать. Энрике больше не загораживал ему проход, и он вылетел туда, размазавшись в воздухе, и ладонью рубанул Шабаку, державшего студента за волосы. Чуть впереди вылетела та самая ручка и пробила Мурре шею навылет. Мозг, к сожалению, успел испустить импульс, и палец нажал на крючок. Когда раздался выстрел, потом крик Энрике и аханье пассажиров, Скунс уже перепорхнул отключённого Шабаку и выдрал автомат у Кабира. Выдрав ему заодно из сустава правую руку.
Первое, о чём он подумал, было: а пуля-то у «сеньориты» оказалась правильная. С дозированной пробиваемостью… Лайнер продолжал полёт как ни в чём не бывало, и это было главное.
Второй пункт везения составили пассажиры. У них хватило ума не кричать «ура» и вообще не привлекать внимание Таглиба с Йамутом.
А вот бедному Энрике не повезло. Пуля с нейлоновой оболочкой и алюминиевым конусом недаром носила название лёгкой экспансивной. Она попала студенту в бедро и разворотила его так, что страшно было смотреть. «Мама, мама, мама!..» – повторял он как заведённый и корчился, заливая пол кровью. Одна из пассажирок (потом выяснилось – именитый хирург) уже стягивала ногу Энрике жгутом, отобрав для этой цели поясной ремень у одного из мужчин. Мурра вообще-то целилась пареньку в голову, но Скунс сбил ей прицел.
Секьюрити остались держать оборону. Один из них был стопроцентный француз, второй – сам наполовину алжирец. Этот второй время от времени палил из трофейного автомата в дальнюю переборку и невнятно ругался по-арабски и по-французски, а пассажиры ахали, стонали, кричали от ужаса и со всем реализмом, подстёгнутым опасностью, молили о милосердии.
Скунс, умудрившийся совсем не запачкаться кровью, весело посвистывая миновал занавеску и выплыл в передний салон. Там у пилотской двери дежурил Йамут, при виде неожиданного явления натурально остолбеневший. Скунс двигался по проходу, жизнерадостно улыбаясь и с любопытством оглядываясь по сторонам. Пассажиры, сидевшие со скрещёнными на затылках руками, косились на него справа и слева, но он явно не замечал перекошенных от ужаса лиц. Задел чей-то локоть и вежливо извинился перед месье. Проходя мимо ребёнка, потрепал его по головке…