Театр Духов: Весеннее Нашествие
Шрифт:
Всякая сударыня, счастливая попасться в глаза этого зверя, признавала за ним право на решительные действия, связанные с ней. Сия, от чьей плоти происходил Ричард, не без гордости это подмечала, убеждённая, что обаяние сына корнями уходит в её священный род. «Широкая, чуть резкая челюсть конечно материнская», — в очередной раз сказала себе женщина, глядя на своё произведение. «Губы, тонкий и ровно выдвинутый нос с умеренными крыльями, схожи с отцовскими» (осознавая это она опустила веки). «Но глаза!» — закричали её мысли. «Пленяющие глаза твои от моей крови». — Сын подходил ближе, и Сия заглянула в них. «Эти серо-карие овалы... С плавными линиями
— Устроили душевную вечерю, а меня не позвали, — пошутил Ричард, когда садился за стол. Он намеренно назвал обед вечерей ради комической сцены, будто началось то всё раньше положенного, а он подоспел к ним случайно. Как нитка в игольное ушко зашло сказанное Ричардом в разум сидевших, и не сдержанный смех просочился из уст господ и прислуги. Пуще всех смеялся Кордис, выставивший обнажённые зубы вперёд, как свихнувшийся конь. Подыгрывая весёлости отца и по его примеру безумно улыбаясь, Ричард продолжал, теперь уже погромче.
— Послали бы за мной Вергиена. Я бы мигом вышел! — издевался юноша, за которым Вергиен приходил несколько раз, оповещая о собравшемся и ожидавшем во дворе его семействе. На этот раз прорвалось у Оленн, с малых лет не умевшей сдерживать себя, тем более прилюдно. Смех её был быстро подавлен ею и на секунду вырвавшись, напомнил всем чихание кота, позабавив всех ещё сильнее. Одна Челсия, с красивыми косичками собственноручного плетения у детских височков, сидела раздосадованная происходящим.
— Сын, — сказал отец, покрасневший от смеха и оттого похожий на весёлую свеклу. — Как же нам послать к тебе Вергиена, если он только что уведомил меня о каком-то поручении, возложенном тобой. Может, разъяснишь?
— А вот и разъяснение, — с серьёзными глазами, но смеющейся улыбкой, ответил ему Ричард, поворачиваясь на шум колёсиков, выезжавших с лоджии.
По усадебной дорожке, ведущей из дома к площадке с обедавшими, двигалось нечто, на первый взгляд странное. Прямоугольник солидных размеров в белой простыне, очевидно, был холст, закреплённый с подрамником на передвижном мольберте. Но его усердное перемещение без чьей-либо помощи нагоняло самые суеверные мысли. Во всеобщем молчании компания припомнила тревожные слухи, разлетевшиеся по заповеднику в прошедших седмицах. Дескать, челядь управленческой семьи не приживается надолго из-за какого-то духовного давления, оказываемого в их владениях. Скептичные граждане упоминали эти россказни с шуткой, до недавних пор, когда стало известно об исчезновении нескольких лиц из местного управления, включая самого градоначальника. В таких таинственных реалиях даже мольберт мог бы оказаться одержимым, думали они. На редкость жалкая мысль — со стыдом заключили некоторые, когда Вергиен, всё это время двигавший мольберт, идя позади, показался им, свернув на траву, чтобы зрительно выставить холст под зелёные деревья. Сия, не сомневавшаяся в существовании внетелесных созданий, почувствовала облегчение.
— Я хотел представить её вам в день ваших именин, — признался Ричард отцу, — но и сегодняшнее утро нашёл располагающим. Я подумал, всем понравится.
Юноша смотрел на членов семьи, на Оленн и Энджи, замечая в них некую неловкость. «Снова назвал полдень утром. Это их смутило?» — Ричард озадачился.
— Картина, посвящённая мне? Приятно удивляете, —
Верю, о моих успехах, — с уклоном к хвастовству ответил сын. — Но вы это сейчас рассудите.
Технические достоинства работ Ричарда Фэстхорса не являлись спорными. В среде молодых живописцев и местной, и столичной академий, Ричард выделялся хорошей плодотворностью во множестве жанров, вследствие чего его почерк даже стал приевшимся (таким он был для Ричарда). С тем, баталию он изобразил впервые. А потому, в данном случае, успех ему виделся в передаче настроения, несомого войной. Удалось ли передать — он решить не мог, так как не сражался, но отец его сражения знавал. «Если удалось, его лицо покажет».
Вергиен оставил мольберт на зараставшем газоне и, как было ему велено, присоединился к столу. На его лице отображалась усталость.
— Одвик, ты ведь уже высмотрел что на холсте? Что-нибудь особенное? — не зная зачем спросила Сия.
— О! То самое особенное, ваше сиятельство, свойственное кисти молодого гения, — говорил Одвиктиан, с небольшой отдышкой.
— Опять нарисовал чей-то дом или сад. Очень интересно, — подала голос Челсия, когда её брат отошёл к своей работе. Не желая портить минуту, Ричард промолчал, и сорвал простыню.
Верхняя треть холста изображала небеса, загромождённые клубами пышных облаков, похожих на те, что проплывали этим утром. В облаках, по их твердевшему пару, бежал златошёрстный дикий скакун с лавинным ореолом эффузы вокруг головы. Сияние светила спускалось к средней трети, но только несколькими искрами, ярчавшими в длиннейших шеренгах солдатов-смотрителей, что двигались в наступательном марше острых штыков. У левого фланга, с права холста, ехали всадники, ведущие воинство в бой. Один из них трубил в инструмент, тот-же, что ехал всех впереди, возвышал саблю. Пожелтевшие летние травы колыхались на нижней трети холста и мрачные тени звериного войска противостояли на них войску людей. В целом, картина показывала вид, открывавшийся с позиции врага.
«Наступление Эффузы», — огласил художник. Вернувшись за стол и присев, сын наблюдал за отцом.
Губы, под завитыми усами его, медленно стянулись. Глаза округлились. Мужчина присмотрелся к холсту, хотя и видел хорошо. Узнал он в небесном скакуне благого Экиона, олицетворявшего доблесть и гнев. Солдаты, в беспуговичных кителях и малых треуголках, с оружием в руках — это его люди, Орден Смотрителей Светлой Степи, в боевом порядке. Кордис удивился ещё раз, когда разглядел в чертах ближнего всадника себя самого. «Даже я, их предводитель! Хмурые брови, решительный взгляд... и моя сабля, с золотой проволокой на рукояти. Выполнено без изъяна». Насмотревшись на две верхних трети, мужчина блаженно откинулся на высокую спинку.
— Вот что я скажу; эта работа, пожалуй, единственная из твоих, что приносит мне радость. Более того, я убеждён: такая картина способна вдохновлять офицеров на подвиги. А, Энджи? — бросил он другу. — Пускай и написана не служилым.
Энджуар откашлялся в ладонь.
— Да, юноша постарался. Даже просил меня добыть ему уставы. В тайне от тебя, капитан.
— Уставы смотрителей? Теперь понимаю, откуда эта точность.
— Всё с иллюстраций! — купаясь в похвалах прибавил Ричард. — Знаете ли, отче... Смотрители ещё слишком молоды для академий. Комиссии не хватает исторических сюжетов, связанных с орденом, и его не изучают. Но Экзосоциум заучивают знатно. Их вы и в пейзаже найдёте. Я находил.