Театр любви
Шрифт:
— Почему ты плачешь?
— Потому что это мой отец.
— Ну и дела. — Апухтин взял у меня фотографию и внимательно вгляделся в нее. — На самом деле есть сходство. И даже немалое. А я-то думаю: кого он мне напоминает? Но этому человеку лет сорок пять, не больше. А твоему отцу уже лет шестьдесят с хвостиком. Верно?
— Шестьдесят пять, — сказала я. — Но на этой фотографии он такой, каким я помню его. Мне было десять лет, когда я видела его в последний раз.
— Дьявольщина какая-то! Хотел бы я знать,
Апухтин ударил по рулю кулаками.
— Ты его видел?
— Нет. Но обязательно увижу. Причем в самое ближайшее время. Кажется, последний рейс на Ростов в девятнадцать с минутами. Таня, нам с тобой, видно, не судьба попасть сегодня на дачу.
Ресторан стоял в чистом поле — стилизованное под замок строение из темно-красного кирпича с башенками и узкими высокими окнами. А вокруг — настоящая плантация крупных роз самого благородного происхождения.
Снаружи было жарко, как в Сахаре, в помещении царила умеренно приятная прохлада и романтический полумрак.
Нас сразу же провели к столику на двоих, защищенному от любопытствующих взоров кадками с искусственными растениями. Столик был, несомненно, для избранных, и это значило, что нашего приезда ждали.
Апухтин заказал бутылку «Цимлянского» и раков. Он был спокоен и, судя по всему, чувствовал себя в своей тарелке. Что касается меня, я не чувствовала ничего, кроме нетерпения, охватившего меня еще в самолете.
— Спокойно, Таня. — Апухтин слегка прикоснулся к моей руке. — Путятин изучает нас из своего укрытия. Появится с минуты на минуту.
— Ты сообщил заранее о нашем приезде?
— Нет, но интерес к нему местных правоохранительных органов не ускользнул от его внимания. К тому же он наверняка знает в лицо своих постоянных клиентов.
— Если он мой отец, как мне себя вести? Сказать ему об этом сразу?
— Он не может быть твоим отцом, точно говорю.
— Вот он! — Я вздрогнула и прижала ладони к пылающим щекам. Этот человек появился, что называется, ниоткуда и уже был в полутора шагах от нашего столика.
— Добро пожаловать на донскую землю, — сказал он, слегка наклонив голову. — Путятин. Василий Степанович Путятин.
Апухтин представил нас, и мы пожали друг другу руки. Путятин попросил разрешения присесть за наш столик.
— С Петровки у меня еще никто не был, — сказал он, с интересом разглядывая Апухтина. — А вот наше местное начальство любит здесь расслабиться, да и кухня хорошая.
У меня сохранились четкие воспоминания об отце. Этот Путятин им соответствовал. И чем больше я на него смотрела, тем сильнее верила в то, что кто-то задумал устроить мне прогулку в прошлое.
— Василий Степанович, у меня к вам несколько вопросов. Довольно личного характера, — начал Апухтин после обычного обмена любезностями. — Дело в том, что я был знаком с вашей матерью.
Лицо Путятина поникло.
— Мама
— Вы имеете в виду старшего, Николая? — как бы невзначай спросил Апухтин.
— У меня всего один брат. Был. — Голос Путятина стал глухим и хриплым. — Теперь я один как пень.
— А сестры? Помню, Наталья Филипповна говорила мне, что у нее, кроме сыновей, есть две дочери.
Путятин окинул Апухтина настороженным взглядом. Мне казалось, ему не по себе от этих вопросов.
— У нас смолоду не заладились отношения. Полина с Ольгой уж больно денежки любят. Это теперь они рады бы со мной перемирие заключить, да я их к себе на пушечный выстрел не подпускаю. Никогда не забуду, как сестрички выпихнули меня, больного, коленкой, простите, под зад.
— Ну, а с Николаем что могло случиться? Наталья Филипповна рассказывала, он ветеринарный институт окончил, на конезаводе работал. Она гордилась старшим сыном.
Путятин вздохнул и стиснул кулаки. У него были руки человека, не брезгующего физическим трудом.
— Сгорел в три дня. От сибирской язвы. А вообще был такой здоровый…
— И как давно? — поинтересовался Апухтин.
— Да уж без малого три года. Вскоре после того, как меня в драке покалечили. Недаром на Руси поговорка есть: пришла беда — отворяй ворота.
— А когда вы в последний раз видели вашего брата Александра? — внезапно спросил Апухтин.
Путятин ответил не сразу.
— В последний раз — на материных похоронах. Приехал с целой свитой лакеев и девиц определенного сорта. Как какой-нибудь киноактер или чемпион мира по боксу.
— Вас оперировали в Швейцарии? — Апухтин в упор смотрел на Путятина. — Я слышал, этот профессор Брокман лепит лицо, как скульптор.
Заметив мое недоумение, Апухтин слегка мне подмигнул.
— Профессор Девуайон ничуть не хуже, а гонорары более скромные. Этому Брокману такую рекламу сделали.
— Я тоже слышал: достаточно показать профессору Девуайону фотографию человека, на которого ты хочешь быть похож, и он вылепит точную копию.
— Кто вам сказал, что я сделал пластическую операцию? Насколько мне известно, в наших краях об этом никто не знает.
— Как и о том, что вы на самом деле не Путятин. И если об этом не знают здесь, это еще не значит, что нигде не знают.
Зрачки Путятина сузились, превратившись в два узких буравчика.
— Странный у нас с вами получается разговор. — Путятин наигранно усмехнулся: — У меня создалось впечатление, будто вы желаете обвинить меня в поступках, которые я не совершал. Честно говоря, я даже не знаю, с чего и откуда начать свою оправдательную речь.