Театр под сакурой
Шрифт:
— Вы — продали нашу империю западным варварам из Германии и России, — ледяным тоном, как положено мертвецу, ответил Хатияма. — Вы желаете пробудить зло Синсэнгуми, чтобы уничтожить Токио.
— Кто рассказал тебе об этом? — быстро спросил у него Юримару. Было видно, что последняя фраза ему совсем не понравилась.
— Татэ-сан, — коротко ответил Хатияма.
— Кто он такой? — тут же бросил Юримару. — Только не говори, что он — агент «Щита», это мы знаем и без тебя. Говори всё, что знаешь о нём. Как он вышел на тебя? Что он тебе говорил? Что хотел от тебя?
Хатияма молча пялился на него. Похоже, мёртвый мозг его просто не мог справиться с таким потоком вопросов. Юримару сделал несколько быстрых пассов — символы на полу загорелись ярче, по стенам заплясали разноцветные всполохи. Потолка
— Я не знаю, кто он такой, — ответил Хатияма, — кроме того, что он агент «Щита». Он встретил меня на улице, представился и предъявил удостоверение. Предложил переговорить и рассказал мне, что Мадзаки-тайсё в сговоре с Тухачевским-гэнсуй и Беком-тайсё желает предотвратить грядущую мировую войну, в которой наша империя обретёт величайшую славу и невероятную мощь, подчинив себе весь восток. А вы творите чёрное колдовство, разрушая тонкую материю столицы, чтобы пробудить великое зло Синсэнгуми.
— Заканчивай с этим, Хатияма-кун! — отрезал Юримару. — Говори, что он от тебя хотел?
— Он хотел, чтобы я передал ему все, что знаю о «нашем деле», — ответил Хатияма, — а после передал всю значимую информацию.
— Обычное дело, — пожал плечами я, надоело молчать в этом мрачной атмосфере, от мертвенного голоса Хатиямы меня передёргивало на каждой фразе. — Банальная вербовка.
— Не мешайте Юримару-доно, — одёрнула меня Кагэро. — Мертвец должен слышать только его голос. Это очень важная часть ритуала.
А сама-то как распространяется. Или на Кагэро это правило магии не работало. Такое тоже вполне возможно.
— Как и где вы должны были встречаться? — задал вопрос Юримару, хотя, по-моему, толку от него было немного. Не станет же этот Татэ приходить на место встречи, назначенное Хатияме, после событий-то прошлой ночи.
— Он сказал, что будет время от времени выходить на меня, — сказал Хатияма, — но не реже чем раз в неделю.
Юримару прочёл своё заклинание, кажется, наоборот, и тело Хатиямы осело на пол, знаки стали медленно гаснуть. Кагэро потянула меня за рукав к пандусу.
— А как же?.. — недоумевающе обернулся я на Юримару, севшего обратно в центре фигуры. У меня к нему накопилось очень много вопросов, а, выходит, задать их возможности нет.
— Нет-нет-нет, — решительно произнесла Кагэро. — Сейчас Юримару-доно трогать решительно нельзя. Возвращайтесь к себе в театр, у вас же, кажется, завтра премьера. Мы с Юримару-доно там обязательно будем. Не можем же мы пропустить ваш дебют, — рассмеялась она, ловко уходя от темы.
Продавец магических амулетов и оберегов катил свою передвижную лавку. Вечерние улицы были пусты и никакого навара ему, похоже, сегодня не светило. Но молодой человек, не терял бодрого расположения духа. Он катил свою лавку на колёсах в сторону Европейского театра, слегка прихрамывая при ходьбе. Лица его не было видно из-под большой соломенной шляпы, деревянные тапки нестройно выбивали ритм по булыжной мостовой. На улицах передового, почти европейского Синдзюку продавец амулетов и оберегов со своей лавкой на колёсах смотрелся несколько архаично, однако и такой уж редкостью не был. Не он один мерил шагами эти улицы, распространяя аромат благовоний, окружённый перезвоном десятков колокольчиков, приносящих удачу и монеток с дырочками, сулящих богатство. Многие из них останавливались перед Европейским театром в дни премьер и просто удачных спектаклей, когда там скапливалось много народу и тогда лавки их быстро пустели. Однако в вечернее время, почти что ночью, да ещё и до премьеры, это появление можно было счесть весьма странным.
Продавец амулетов и оберегов остановил свою лавку у дверей театра и опёрся локтями на стойку. Минут через пять из театра вышел антрепренёр Накадзо, нырнул головой под тент лотка.
— Что новенького можете мне предложить? — спросил он.
— Сейчас не до игр, — отмахнулся продавец, не поднимая головы, — ситуация обостряется. Я вышел на вражеского агента в нашей контрразведке, но на первой же встрече с ним на нас напали. Меня ранил в ногу какой-то стрелок, по виду гайдзин, насколько я успел заметить. Стреляет из пистолета просто великолепно, я был на крыше в полудесятке
— Довольно о нём, — бросил Накадзо. — Кто были остальные?
— Это был гигант почти в дзё ростом, — ответил продавец, — но движется отменно быстро и ловко. Я едва успел уйти от него, спасся на крыше, где меня и подстрелил гайдзин.
— Это все, зачем ты хотел видеть меня? — поинтересовался Накадзо. — Весьма негусто и я не понимаю, для чего понадобилась такая срочность.
— На первой нашей встрече, — понизив голос, сообщил продавец магических амулетов и оберегов, — контрразведчик произнёс одно имя. Я хотел передать вам его слова после более детальной проверки, однако раз пошло такое дело, решил поторопиться.
— Тебе что-то угрожает? — тут же насторожился Накадзо.
— Да, — без обиняков ответил продавец, — похоже, на меня открыли охоту. Чувствую, недолго мне осталось гулять по улицам.
— Тебя прикроют, — отрезал Накадзо. — Говори имя.
Продавец подался вперёд и одними губами произнёс только одного слово. Но от него Накадзо побледнел, как полотно.
Меня трясло. Прямо, как перед боем. Ноги отказывались держать меня, ладони тряслись, так что я не был уверен, что смогу нормально фехтовать против Ютаро, а ведь наша сцена открывает весь спектакль. Сорвём её — и впечатление от премьеры будет скверным, и после этого я, скорее всего, распрощаюсь с Европейским театром, как и молодой Ютаро. Тем более, что на должность билетёра уже наняли — по крайней мере, на время, пока будет идти «Ромео и Джульетта», в которой занят весь коллектив, исключая только антрепренёра — расторопную девушку по имени Кавори. Она ведь вполне может стать и постоянным билетёром, вместо Ютаро.
— Третий звонок, — напомнила нам особенно грозная в своём алом плаще режиссёр Акамицу. — Готовьтесь, Капулетти-сан!
Перед спектаклем она всех называла только по ролям. Заиграла музыка и записанный на плёнку хор провел:
Две знатные фамилии, равно Почтенные, в Вероне обитали, Но ненависть терзала их давно, — Всегда они друг с другом враждовали. [38]Когда же он закончил, я вышел на сцену (правда, не в шлафроке, как было у Шекспира), навстречу Ютаро и выкрикнул, протянув руку в кулису: «Подайте длинный меч мой!».
38
Перевод Д.Л. Михайловского.
Спектакль начался.
Глава 10
Вечеринка по случаю оглушительной премьеры «Ромео и Джульетты» была столь же оглушительной. Я никогда не бывал на подобных, ни в детстве, до Революции, ни, конечно же, в советское время. В закрытом садике, накрытом крышей, были расставлены столики с лёгкой закуской и напитками, приглашённые на праздник — большая часть из них, действительно, были кадзоку — фланировали меж ними, обмениваясь репликами по поводу прошедшего спектакля или заводя непонятные разговоры. Часто звенели бокалы, отовсюду слышалась приглушённая речь. Вокруг Асахико собралась большая группа поклонников и журналисток, щёлкали фотоаппараты на треногах, в воздухе над ними висело уже небольшое облачко магниевого дыма. Марина пользовалась чуть меньшим успехом, правда, вились вокруг неё, в основном, девушки, причём одетые показно по-мужски, кто в кимоно — иные и при мечах — другие в строгих костюмах, третьи, вообще, в военной форме без знаков различия. Меня весьма посмешило это обстоятельство. Даже у Сатоми и Готон были свои поклонники, хоть их было довольно мало. А вот нас с Ютаро, похоже, никто не запомнил и не узнавал без сценических костюмов, тем более, что обычные наши были весьма посредственными. Надо сказать, в сравнении с остальным блестящим обществом, мы с ним смотрелись весьма убого.