Театральная история
Шрифт:
— А что тянуть. — Сильвестр задумчиво смотрел прямо перед собой. — Он как в театр поступил, так дар речи у него пропал.
— Как в театр попал, так дар речи и пропал! — захохотал Ипполит Карлович.
— Ну да. Надо ему вернуть талант. Это мой долг.
— Талант это тяжелая ноша, — неожиданно вставил отец Никодим. — Будьте к нему добрее. Он, как и вы, творение Божье.
Трепещущее творение Божье с благодарностью взглянуло на отца Никодима.
—
— Силя! Хватит! — приказал Ипполит Карлович. — Молиться пора, да, Иосиф? Флавин. Новая жизнь для тебя начинается. Увольнение. Жизнь во Христе. Иосиф. Флавин. Я тебе хорошее выходное пособие дам, Иосиф. Флавин. Тридцать тысяч… Серебренников… А неужели отец Лоренцо не помолится с нами?
Господин Ганель почувствовал, что в нем больше нет злобы на Иосифа, зато закипает ненависть к недоолигарху. Как будто он не мог ненавидеть сразу двоих, как многие не могут сразу двоих любить.
— Я католический монах, — ответил господин Ганель.
— Ну так, слава тебе господи, не буддийский. Становись с нами.
— Я не хочу.
— Господин карлик, ты в свободной стране.
Отец Никодим затянул отрешенным голосом:
— Благодарим тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных твоих благ, не лиши нас и небеснаго твоего царствия…
Молитва закончилась. Отец Никодим бесшумно покинул он помещение.
— Ну, прощайте. Я должен один быть. Если не доели еду. Вам с собой дадут.
Александр подумал, что эту еду он выбросит в помойку перед домом. Или даже раньше.
Все поднялись одновременно. Через минуту вип-зал содержал лишь того, для кого и был предназначен. Из укрытия снова вышел отец Никодим. Недоолигарх предупредил его возмущение:
— Сильвестр имеет право на ошибку. Он даже имеет право не любить
меня, — сказал Ипполит Карлович, не открывая глаз.
— И вы думаете…
— Я думаю, что в ближайшее время. Ничего худого в театре не случится. Мне нужно время. А потом я. Или другой театр найду. Или другого режиссера в этот посажу. Если несуразица продлится.
— Мы с Иосифом могли бы навести там порядок, если несуразица продлится, как вы говорите. И зачем вы так с Иосифом? Он хотел все изменить в своей жизни, хотел иначе предстоять перед Господом. И потому написал мне письмо.
— У всякого предательства, если разобраться. Такие прекрасные причины.
— А я не знал, что вы философский факультет заканчивали.
— А я и не заканчивал. Это я так. Увлекся. С кем
Сильвестр сел в машину и включил зажигание. Около режиссерского “вольво” стояли трое — господин Ганель, Александр и Иосиф.
— Саша, не забудь: в пятницу в пять я жду твою подругу.
Александр с тяжелым изумлением посмотрел на режиссера: неужели что-то еще может продолжаться после такого разгрома? Вдруг заговорил — сбивчиво, быстро — Иосиф:
— Скажи только — ты знал, что я это делаю?
Сильвестр усмехнулся.
— Тогда ты еще хуже, чем я, — сказал Иосиф.
Сильвестр нажал на газ, машину слегка затрясло. Перед тем как уехать, режиссер сказал артистам:
— А вас я завтра утром жду на репетицию.
Машина Сильвестра, встроившись в поток своих сестер и братьев, скрылась из вида. Иосиф, не прощаясь, побрел по темному Тверскому бульвару. Господин Ганель и Александр остались стоять около ресторана.
Небо и нёбо
Робкий, еле заметный снег, падал на землю. Лужи принимали и снег, и мусор, щедро бросаемый прохожими. Господин Ганель и Александр шли в одном ритме — раз-два-левой-левой: солдаты, оставшиеся без командира.
Александр заметил, что они с карликом приблизились к метро “Пушкин-ская”. Господин Ганель жил неподалеку. Почему-то виновато улыбнувшись, он подал Александру руку, надолго задержал ее в своей и спросил:
— Как вы думаете, чем все это кончится?
— Вы же умеете проникать в мысли. — Эту фразу, как и последующую, надо было произнести с иронией, но на это сил не было. — Что затеял наш Сильвестр? Вы не поняли? Не пронзили его?
— В него я не могу проникнуть.
— Умереть с музыкой? Этого он хочет?
— Может, и так. Но я чувствую, что все будет хорошо.
— Так вы не только телепат, но и прорицатель, — так же блекло, не тратя сил на интонирование, проговорил Александр. Господин Ганель улыбнулся и повторил:
— Я чувствую, все будет хорошо.
Улица ответила на пророчество карлика воем автомобилей, злыми лицами прохожих и агрессивным мерцанием рекламных огней. Проходящая мимо грузная женщина грубо толкнула Александра плечом и столь же грубо обругала. Тяжелыми шагами спустилась в метро. Почему-то именно это происшествие наполнило Александра тяжелой тоской. Слезные железы начали предательскую работу, и, запрокинув голову, он стал смотреть в ночное небо. Оно было черным. Александр вглядывался в небо неприлично долго, словно что-то искал. Господин Ганель не проявлял ни малейшего нетерпения. Наконец слезы отхлынули, и Александр, с некоторой опаской наклонив голову, наскоро попрощался с господином Ганелем: