Театральные подмостки
Шрифт:
– - Оно ведь любящее сердце особенное, -- говорил батюшка.
– - В любящем сердце всегда есть желание и потребность приносить радость и счастье другим, не требуя ничего взамен. Эх, нет ничего хуже, когда человек всё о себе да о себе; мол, хочу то, хочу сё; это моё, а это мне невыгодно; дескать, один раз живём, а после меня хоть потоп. Вот, мол, пожалуйте, мои мечты и желания -- извольте, прошу оплатить по списку. А список до того банальный, как под копирку, что теряется среди миллиардов таких же. А когда человек не о себе думает, добро до самоотречения творит и об этом мечтает, -- это всегда интересно, да к тому же и редко. Вот это как раз без внимания не остаётся. Таких людей Бог одаривает и детей их не забывает. А подарить душу до рождения, да с готовой уникальной судьбой, -- что может быть
Батюшка, видимо, любит проповедовать, поэтому и сейчас сел на привычного конька с удовольствием. Ему понравилось просвещать невежественного профессора, погрязшего в мракобесии, и он ударился в размышления "что есть душа". Он объяснял с научной точки зрения единство и различия души, тела и сознания и приводил в пример триединство Бога и ещё какие-то умопомрачительные образные конструкции, которые выше моего понимания -- я просто не в силах их передать. Объяснял, почему Бог смог одновременно находиться и на небе Богом, и на земле в образе человека. Говорил, что сознание -- это проявление уникальности, а разум души похож на океан, а точнее, на все океаны Вселенной, который любое знание, как щепку, на поверхность выталкивает. Сыпал мудрёными научными терминами и писал на огромной доске сложнейшие многоэтажные формулы. Казалось, что произошла какая-то путаница, и Ламиревский вместо отца Ювеналия должен быть в священнической рясе. Он совсем не спорил, тихо и смиренно внимал и лишь изредка, как прилежный ученик, задавал вопросы по поводу той или иной формулы. И напротив, батюшка во всей красе и могуществе явил на театральных подмостках образ великого учёного, который на голову выше разных там академиков и профессоров.
Потом они вернулись к разговору о моей необычной дочке.
– - Теперь-то для меня всё ясно,-- задумчиво сказал Ламиревский.
– - Я очень признателен вам, отец Ювеналий, вы мне прямо всё по полочкам разложили. В жизни я бы сам к этому никогда не пришёл. И всё-таки интересно было бы узнать, кто родители девочки. Разумеется, они должны быть необычные, раз Бог приготовил им такого ребёнка.
– - Увы, а может, и к счастью, нам промысел Божий неведом. Неисповедимы пути Господни. Это должна быть очень хорошая женщина. Любовь и материнство -- суть всего мироздания...
– - А отец?
– - Отец тоже должен быть без греха. Должен любить ближнего своего...
Видно было, что батюшка хитрит. Он сразу как-то заёрзал и засобирался, скоренько попрощался и ушёл. Алевтина Аркадьевна вышла вместе с ним, пытаясь потолковать о сокровенном где-то там в прихожей и задать мучившие её судьбоносные женские вопросы, на которые ответы знает только человек, по её мнению, приближённый к Богу.
Меридов всё время сидел в сторонке мрачнее тучи. И как только они остались вдвоём с Ламиревским, поделился своими переживаниями и опасениями.
– - Да, Дмитрий Ильич, вы меня без ножа зарезали, сразили наповал. Выходит, клонирование не такое уж и безобидное занятие.
Голос его уже окреп, -- видимо, потому, что разговор перешёл на привычные научные рельсы.
– - Даже не знаю, что вам ответить...
– - А что тут скажешь! Может, клонирование и безвредно, и даже у клонированного человека со временем появится душа. Скорей всего, так и случится. Или эту жизнь подберёт та душа, чей генетический материал был использован. Вот только никакой Божественной тайны в жизни такого человека не будет, и промысла тоже, и благословения. Теряется весь смысл.
– - Да, по-моему, вы правы.
– - Вот именно, нет никакого смысла, -- тихо и задумчиво повторил Меридов.
– - Человечество должно стремиться, чтобы таких душ, как эта девочка, было как можно больше.
– - А если клонировать только таких людей, как эта девочка?
– - спросил Ламиревский.
– - Сначала я тоже так думал, -- отвечал Меридов.
– - Но очевидно, Бог не обязан писать новую судьбу, создавать ещё одну историю жизни. И что потом делать с этой информацией жизни? Не окажется ли она не только чуждой, но и вредной и опасной?
Говорили они ещё некоторое время. Чувствовалось, что без батюшки они всё дальше и дальше углубляются в непролазные дебри, погрязая в парадоксах и тупиковых противоречиях. Ну а, как известно, жажда познания неутолима, человеческое любопытство безмерно, а посему решили великие учёные разыскать мать моей девчушки, которая и должна, по их мнению, ещё больше пролить свет на сию тайну.
Явление 17
В поисках истины
На собеседование с потенциальными матерями ушло всё второе действие...
Ксению я так и не увидел, но претенденток на нашу дочку нашлось немало. Среди них были и Неля, Альбина, Катерина, Геля. Все они являлись по очереди, и каждая утверждала и клялась, что это именно она и есть настоящая мать девочки. Угощали их тортом, конфетами и пирожными с чаем, ну, или с вином и шампанским, кому как по душе пришлось. Случайных попутчиц запускали партиями десятками, и они наперебой галдели так, что ничего и понять нельзя было.
Каждая с упоением рассказывала о себе всякие подробности, старательно доказывая, что именно она достойна особенного ребёнка от Бога. И Ламиревский с Меридовым по их жизням, по характерам и нравственным качествам, по добродетельности и таланту пытались понять, так сказать, промысел Божий.
На сцене разыгрывался самый настоящий фарс. Женщины с неестественной гордостью старались выставить напоказ все свои самые низкие качества, даже бравируя этим. Это выглядело так неестественно и нелепо, выпукло и гротескно, но поразительно завораживающе. С творческой точки зрения, конечно. Словно постановщик спектакля придерживался изречения великого поэта Владимира Маяковского "Театр -- не отображающее зеркало, а увеличительное стекло". Конечно, во всём было больше игры, чем реализма. Вот хоть монолог Нели взять -- прям заслушаешься.
– - Раньше я свободно могла выпить ноль пять водочки за вечер, -- говорила она, элегантно покуривая сигареткой.
– - А утром, опохмелившись чекушкой, спокойно шла на работу. Ну, когда ещё работала. Работать мне вообще противопоказано, здоровье не позволяет. Знаете, я по природе сова, могу всю ночь не спать, если, конечно, с алкоголем не переберу. Потом высыпаюсь, конечно, часиков до двух, до четырёх, иногда даже до пяти... А работать я не люблю. Муж меня не понимал. Потом я Графинчика встретила, полюбила... Знаете, любовь прекрасное чувство. Я когда поняла, что влюблена, я стала какая-то странная, словно сама удивлялась своему счастью. Ходила притихшая и чуть замкнутая. И уже не глядела по сторонам колким и растерянно-ищущим взглядом -- глаза мои, словно затенённые лёгкой усталостью, смотрели с любовью, с удивительно лучистой теплотой. Мне хотелось обнять весь мир, и я излучала любовь и нежность. Я часто не выдерживала и плакала. И тогда я решительно покончила с прошлой жизнью. Я всё отдала бывшему мужу -- квартиру, отказалась от детей. И стала жить ради нового счастья. Когда понимаешь, что такое настоящая любовь, уже ничего не может остановить. Я даже пить стала больше. Хотя сердце шалит, врачи запрещают. В голове шумит. Это после того, когда я сильно ударилась головой... Я теперь даже долго говорить не могу, извините.