Театральный бинокль (сборник)
Шрифт:
Я знаю за что.
Наваждение, наконец, рассеивается, тает.
Сгинь, сатана. Сгинь, сгинь, сгинь, сгинь, сгинь, сгинь.
Полина Ивановна расплакалась, схватила мою руку, забормотала, глотая слова:
— Аркаша, сыночек, спаси меня! Они тут все сговорились!
Испуганно оглянулась, зашептала:
— Она их всех подкупила!.. Всех до одного, и врачей, и сестер, и санитаров...
— Да что вы, Полина Ивановна!
— Тихо, не оглядывайся... они тут все заодно. Надели белые халаты —
— Успокойтесь, Полина Ивановна, успокойтесь. Ведь я — с вами, я не позволю ничего плохого. Кто желает вам зла?
— Моя дочь, эта скрытая контра, она их всех подкупила. Она хочет избавиться от меня. Аркаша!.. ты мне не веришь?
— Успокойтесь, пожалуйста.
— Да что ты все успокаиваешь?.. Я чувствую — скоро умру. Они подсыпают мне в пищу отраву... медленный яд. Сегодня я вообще ничего не ела, и не буду есть... Лучше с голоду помереть, чем от их отравы. Ставят какие-то уколы — зачем? Травят меня, травят... Аркаша, голубчик!., ты был моим любимым учеником... спаси меня, мальчик!
— Успокойтесь, ради бога. Никто не собирается вас травить. Никто. Скоро вас переведут в дом-интернат, там хорошо, чисто, уютно, цветной телевизор, у вас там будет отдельная комната...
— У меня есть своя квартира! — закричала она. — У меня квартира, зачем мне в дом-интернат? Аркаша — что ты говоришь?! Аркаша... — и она вдруг замолчала, с ужасом уставилась на меня. — Аркаша... мальчик... неужели — и ты?
— Что? — прошептал я. — О чем вы?
Она продолжала смотреть на меня со страхом, посиневшие губы ее что-то невнятно шептали.
— Полина Ивановна, что с вами?
— Аркаша, они и тебя... купили... — произнесла она с тоскливой убежденностью. — Ты тоже — против меня... я только сейчас поняла... по твоим глазам поняла... Почему ты избегаешь смотреть на меня?
— Нет, — сказал я и покачал годовой, — нет, нет, нет. Я вас не обманываю. Я хочу, чтоб все было хорошо...
— Аркаша, не лги, — сказала она неожиданно строгим тоном старой учительницы. — Чем они тебя купили?.. А-а... все ясно... Ты хочешь получить мою квартиру? Да, конечно... и как я сразу не догадалась...
О, боже!.. Ледяная гора стыда обрушилась на меня.
Что сказать? Что? Как ответить?
Я заметался в тесной клетке собственного позора.
— Постойте, успокойтесь хоть на минутку, — и я присел на ее кровать, рядом с ней, взял ее за руку. — Постарайтесь спокойно выслушать! — и поверьте мне. Я вас не обманываю... Хотите, я буду всегда с вами? Всегда — возле вас? Хотите?
Идиот, что ты бормочешь?.. Зачем?! Остановись! Замолчи!
Она не отвечала, слушала, смотрела на меня боязливо, вздрагивала.
— Полина Ивановна!.. — воскликнул я, сам не зная, зачем говорю все это и чувствуя, что очень скоро пожалею о своих словах. — Полина
— Не верю, — прошептала она.
— Поверьте хотя бы мне, — и я словно в омут кинулся, подталкиваемый жгучим стыдом и сочувствием: — Ну, хотите — я буду жить с вами? Хотите?
— Как это? — не поняла она. — Ведь у тебя своя семья?.. Ты меня все-таки хочешь обмануть, Аркаша?
— Да нет же! Нет! Я хочу сделать, как лучше... чтобы всем было хорошо... чтобы всем!.. только с вашего согласия, разумеется. Можно — знаете, что? — оформить опекунство, и тогда вас оставят в покое. Понимаете? Я стану вашим официальным опекуном, буду защищать ваши интересы — и никто вас пальцем не тронет!
Она молчала, вглядываясь в мое лицо. В палате было светло, но она все вглядывалась, вглядывалась... как в полумраке.
Я ей не лгал. К сожалению, я был искренен в ту минуту. Но та м и н у т а длилась недолго.
— Аркаша... ты меня... не обидишь?
— Да нет же! Вы ничего не потеряете. Вернетесь в свою квартиру, будете жить свободно... понимаете? И я буду рядом... я не буду вам мешать, но я буду рядом. А иначе вас обязательно загонят в дом инвалидов... обязательно!
— Ты так думаешь?
— Это уже решено. Имеется путевка на ваше имя. Но ведь вы туда не хотите?
— Нет, нет! Я хочу домой!
— Так соглашайтесь на мое предложение. Чего вы боитесь?
— Хорошо... я подумаю... — плачущим голосом сказала она. — Только вот что, Аркашенька... если обманешь — бог тебя обязательно накажет... так и знай.
— Бог? — удивился я. — Разве вы верите в бога, Полина Ивановна?
Когда я оказал о своем решении главному врачу, тот рассмеялся — подумал, что я шучу.
— Да нет, я серьезно, Антон Трофимыч. Оформлю опекунство, будем жить вместе...
— Да вы что? — и он уставился на меня, как на безумца. — Вы, случайно, не заболели? А то, может, вас рядом положить, в одну палату?
— Не понимаю, что я такого сказал...
— Постойте, постойте. Вы, я смотрю, всерьез решили?
Он тоже в г л я д ы в а л с я в меня, он тоже не мог меня разглядеть, — но от его взгляда мой стыд исчез, заменился страхом. Мне стало страшно, и я сам засомневался в серьезности своего недавнего решения.
— А что тут удивительного? — пробормотал я. — Жалко ведь, загонять старушку в дом инвалидов... вот и будем вместе.
— Вместе — с сумасшедшей? Как вы сказали — жалко? Я не ослышался? Вам ее жалко?
— Вы же сами намекали в прошлый раз...
— Я — намекал? Я мог пошутить. Кто бы подумал, что вы примете это всерьез... Не-ет, дорогой Валентин Петрович, тут вы что-то перемудрили. Или вы слишком хитрый, или — не знаю, что... Боюсь сказать.