Театральный бинокль (сборник)
Шрифт:
Надежда смотрела на него искоса, из-под челки, чуть улыбалась. А он — словно застыл. Она перестала улыбаться.
— Странный вы человек, Ракитин, — сказала она. — Есть в вас нечто... страдальческое. Ну зачем вы всегда такой угрюмый? А впрочем — простите... И не сердитесь на меня.
— Нет, нет, что вы! Говорите, пожалуйста! — и он вскочил с кресла. — Мне так нравится ваш голос.
— Мой голос? — удивилась она. — Что ж хорошего? Обычный простуженный голос. Да, не повезло — в такую погоду... Впрочем,
— Вам обязательно надо быть здоровой к в е ч е р у? — насторожился Ракитин.
— Да, представьте, — и она кокетливо прищурилась. — Меня пригласили... но, впрочем, это тайна. Короче — у одного знакомого сегодня маленькое торжество, он обмывает свою удачу...
— Имеется в виду Закатов? — быстро спросил Ракитин.
— Как догадались? — и Надежда нахмурилась. — Не нравится мне ваша проницательность... Да, Закатов. Он звал меня, ну, приглашал... У него книжка в Москве вышла. А что, он и вас пригласил?
— Нет. Зачем я ему?
— Извините. Это ведь неофициальное мероприятие, так... узкий круг...
— Я все понимаю, — быстро кивнул Ракитин.
Надежда уставилась в потолок, прошептала:
— Даже не знаю — идти, не идти...
— Вы ж больны!
— Вот я и говорю — сомневаюсь.
И она размотала полотенце, отбросила в сторону, облегченно и жадно вздохнула, — а Ракитин с тоскливой нежностью посмотрел на тонкую ее шею, на хрупкое девичье горлышко, вздрагивающее от боли при затрудненном глотании, и у него самого заболело вдруг горло, заныло, словно он только что заразился ангиной.
— Зачем вы грызете ногти? — внезапно спросила она.
— Что? Да так... — растерялся он, как мальчишка. — Дурная привычка. А вам противно?
— Пора отвыкать, — заметила она с притворной строгостью.
— Надежда, — сказал он тихо, — Надежда... Надежда...
— Что с вами? — удивилась она. — Вам плохо? Вы так побледнели.
— Ничего... просто здесь душно. Можно, я приоткрою форточку?
— Да, разумеется. Хоть окно.
Ракитин подошел к окну, распахнул створку. На улице было так же знойно и душно, как и в комнате. Почти никакой разницы. И не проветришь.
— ...Нет, правда, вы странный какой-то... Никогда не рассказываете о себе, — услышал он голос Надежды и обернулся. Она продолжала: — Я вот знаю вас второй год, а кто вы такой? Чем занимаетесь? Вы, случайно не Штирлиц?
— Моя фамилия Ракитин, — сказал он, боясь глядеть ей в глаза, — и вы это знаете. Работаю в конторе.
— Где, в какой?
— О, господи... не все ли равно?! — воскликнул он с таким горьким отчаянием, что она почти испугалась. — Не все ли равно, в какой именно конторе я работаю? Разве это важно? Контора — и все. Служба.
— Простите, — поежилась она. — Ну, а семья...
— Да! — резко, даже грубо сказал он и посмотрел на нее в упор. — Да, я женат. Есть у меня жена, есть. Ну и что?
— Ракитин, милый... что с вами происходит? — прошептала она. — Разве я сказала какую-нибудь бестактность?.. Вы уж простите, если что.
— Нет!.. Это вы меня простите! — он рванулся к ее постели и встал перед ней на колени. — Надежда!..
— Что? — прошептала она. — Ты влюбился, что ли?
— Я не знаю... все это так глупо.
— Ох, Ракитин... какой ты смешной, — и она снисходительно-ласково потрепала его волосы. — И этот хохолок на макушке... ужасно смешной!
А он схватил ее руки, уткнулся лицом в ее подушку и торопливо забормотал: — Надежда, Надежда, единственный раз!.. Один лишь разочек — коснуться тебя... ну, пожалуйста... Надя!
— Ракитин, очнитесь!.. Что с вами?! — испуганно закричала она, поднимаясь на локтях и глядя на него со страхом. — У вас лихорадка, вы весь горите! Немедленно успокойтесь, я требую.
— Не бойся, ничего не случится, — глухо шептал он в подушку. — Не бойся меня...
— Встаньте же, встаньте! — она вжалась в угол между стеной и кроватью. — Немедленно встаньте и сядьте в кресло.
Он подчинился.
Сидел в прежней позе, на краю кресла, опустив голову.
— Бедный Ракитин... — сказала она, успокаиваясь, убеждаясь в его безвредности и вновь становясь беспечной хворающей девочкой. — Бедняжка, зачем вы себя изводите?
— Не надо меня жалеть! — буркнул Ракитин. — Я знаю — вы любите Закатова... я все знаю. Не смею претендовать.
— Перестаньте. Закатов ни при чем. Он всего лишь мой друг, он дает мне практические советы... насчет стихов — и все, и только!.. А впрочем, отчитываться не собираюсь. Хватит, хватит, хватит об этом.
— Мне ничего не надо, — сказал он, еле сдерживаясь, чтоб не заплакать. — Мне, честное, слово, ничего не надо.
— Вот и хорошо, — сказала она.
— Мне б только хоть изредка видеться с вами...
— На литобъединении — и достаточно, — она холодно улыбнулась, прищурилась, откинула челку.
— Ох, если б я был Ракетов... — вдруг сказал он, мечтательно и печально. — Если б я был Ракетов — все было бы в полном порядке.
— Ракетов? Какой еще Ракетов?
— Герой моего романа. Забыли? Я ж вам рассказывал. Даже читал кусочки. Ну, помните? Человек, которому все удавалось, который имел все, даже больше, чем надо, и который в конце концов от всего отказался.
— А-а, помню, — равнодушно кивнула Надежда.
— Если б я был Ракетов — я легко добился бы вашей любви! Нет, нет, я не стал бы ничего добиваться — вы сами пришли бы ко мне, прибежали бы, приползли... целовали бы пыль с моих башмаков!