Шрифт:
========== Акт 1. Ворона клевала коршуна ==========
Уилтон был самым обыкновенным парнем с рядом наклонностей и кучей привычек, с грехами и талантами. Худощав и неприметен. С тех пор, как матушка едва не оттяпала ему ухо ножницами, стрижка сделалась его злейшим врагом, и торчавшие вихры приводили к насмешливым замечаниям опрятных мужчин и привыкших к другим стандартам внешности женщин. Пожалуй, только этим он и выделялся, а в остальном - типичнейший представитель своей эпохи.
Вот только и с самыми простыми людьми иногда происходят чудеса.
Уилтон был пятым ребёнком в семье, и к его появлению родители утомились устраивать
Отец, почитаемый ветеран войны по фамилии Шенгир, пытался устроить младшего сына на фабрику. Уилтону быстро осточертела эта работа. Он подался в почтальоны - не свезло. И в роли официанта себя пробовал, да не пошло как-то. В итоге парень остановился на должности садовника. В их провинциальном городке многие разводили сады возле домов, да ухаживать не умели, либо времени не хватало. Все на важных постах, всем нужно блистать в гостях богатых друзей и выезжать за город на игры в гольф, а не возиться с землёй. Вот простачкам и достаются работы садовников и разносчиков писем, даже если в действительности они не так хорошо с ними справляются.
Так кем же вырос Уилтон? Ярко выраженных талантов он за собой не наблюдал, да и другие на них не указывали. Парень проявлял живой интерес ко многим занятиям и не боялся пробовать новое. При этом, гоняясь за количеством, он сильно терял в качестве. Ни в одном увлечении Уилтон не достигал совершенства, что не огорчало его, хотя кто-то сказал бы, что такой подход - приговор. Парень растрачивал себя направо и налево, вместо того чтобы отточить какой-нибудь один навык. Если бы он делал карьеру, ему бы это сильно мешало.
Уилтон был, несомненно, воспитанным и начитанным парнишкой. Родители его не терпели грубости, вульгарности и высокомерия и вложили в детей ровно столько, сколько сами понимали о мире и его обществе.
Следует отметить, что мир, в котором жил юный садовник, походил на наш, каким его помнят в конце XIX века. Однако в их параллели под боком разместился неведомый нам островок реальности - страна, или королевство, или кусочек чужеродной Вселенной под именем Тамтоже. Он не занимал какой-то конкретной территории мира, так что войн за поселения не велось. Тамтоже обитал в карманном измерении, тесно связанным с миром людей. Последние редко входили в контакт с жителями страны-под-боком, а те, в свою очередь, не любили соваться в дела людей. Так и жили на правах соседей, не пересекавшихся друг с другом.
Люди не особо терпимо относились к обитателям Тамтоже, считая их дикарями, безумцами и низшими созданиями. А ещё каждый с пелёнок знал, что невозможно выжить в стране-под-боком, не родившись в ней. Путешественники, авантюристы и исследователи рассказывали, что правила в Тамтоже абсолютно невообразимые, непонятные и, главное, - непостоянные. Кто стремился туда из романтических побуждений, возвращались разочарованными, если вообще возвращались. В это странное место сбегали преступники, рассчитывая найти новый дом, и добровольно возвращались в руки людского правосудия. Кто представлял по наивности, что Тамтоже - сказочная страна, райский уголок для неординарных и талантливых личностей, был вынужден столкнуться
По той же причине чудаки из страны-под-боком не становились туристами в городах, населённых человечеством - не понимали их быт, культуру, особенности поведения. Казалось, обрубок из другой реальности никогда не должен был прикручиваться к миру людей, однако кто-то наверху распорядился иначе.
– Возможно, с ними можно договориться, найдя точки пересечения, допустим, в религии?
– рассуждали одни.
– Или политике? Или общественной жизни? Какая профессия считается у них самой престижной?
– Ключник.
– Пф, ну и дела…
Нельзя сказать, что отношение людей к Тамтоже было однозначно негативным. Дискуссии о корнях непонимания не стихали, и многие признавали, что отсутствие эмпатии связано с невозможностью сопоставить себя с любым из жителей страны-под-боком. Однако другие не значит плохие. Раздельное существование людей и тамтожемцев помогало первым смириться с различиями, ведь пока не видишь выпячивающих углов, они не беспокоят. И до тех пор, пока культура Тамтоже не напирает на людскую и наоборот, всех всё устраивает.
Уилтон вырос на россказнях о нетипичном уголке по соседству и представить не мог, что в один из самых обычных дней он попадёт в неприятность, касавшуюся этого места. Он никогда не помышлял связываться с кем-то или чем-то, относящимся к стране-под-боком, но и тут решение принимал господин Случай.
Парень наслаждался выходными, предаваясь безделью и, к сожалению, мрачным мыслям о тщетности бытия. Он развалился на фамильной реликвии, а точнее её части - ветке дуба - и разглядывал светившиеся по краям от солнца листья. Тогда-то его и настиг матушкин вопль, возвещавший, что ей что-то нужно. Госпожа Шенгир была беременна шестым, и Уилтон посочувствовал будущему младшему брату или сестре. Если у его родителей не хватало терпения на него, то что будет с последующим, сказать трудно.
Матушка всучила парню список поручений, посетовав на его худощавую фигуру и нерасчёсанные, торчавшие во все стороны тёмные волосы.
– С удовольствием передам от тебя привет госпоже Пряник, - получив поцелуй в обе щеки, сказал Уилтон. Слукавил, ведь он ненавидел передавать приветы. Не видел смысла в этом глупом занятии: если хочешь поздороваться, иди сам и дружелюбничай с человеком. Зачем эти передавалки, превращающие людей в посыльных?
Фогбурд был маленьким, и каждый жил в своём доме, расстояние между которыми позволяло ещё по паре воткнуть. Вот вам и любовь к соседям. Однако винить людей нельзя, ведь все обитатели этого скромного селения являлись страшными индивидуалистами. “Цени чужие секреты и право людей на личное пространство!” - таким мог бы стать тайный девиз города.
В Фогбурде об электричестве слышали, но приобщались с неохотой. Оттого уличные фонари здесь до сих пор были газовые. Они являли собой дань старым временам и были хотя и старинными палками с облезшей чёрной краской, но пробуждавшими ностальгию и по своему привлекательными. Приезжие в город попадали, только если терялись, так что необходимости красоваться вычурными улочками автоматически отпадала. Их облагораживали сами жители, а поскольку они больше тряслись из-за своих участков, скорость преображения падала почти до нуля.