Техническое задание
Шрифт:
— А зачем? — теперь к скуке примешивалось лёгкое недоумение.
— Ну, меня же ты нашла…
— Ты такой же, как и я, и знаешь, куда двигаться, — рассудительно объяснила «ужас». У Дмитрия против воли мурашки пробежали по спине: «такой же», это мёртвый, что ли?! Через секунду рациональная часть сознания загнала суеверный страх обратно в подсознание — и «мантра» в очередной раз помогла. Надо сойти с ума, чтобы решить, что ты — неупокоенный дух, не понимающий, что уже умер, и угрюмо стремящийся к недостижимой цели. Но — мёртвые вроде как не сомневаются? Боже, что за чушь лезет в голову!
— Можешь объяснить, почему я такой же, как ты? — в конце концов подобрал слова для следующего вопроса Соломин.
— Тебя тоже должны были увезти, но вместо тех, кто должен — только сгоревшие обломки на земле, — печально сообщила
— А… почему просто не спросила, куда я иду? — только и поинтересовался мужчина, очень напряжённо обдумывая услышанное: «Огонь и обломки, везти — так говорят о разбитой технике: не один Ан-14, получается, попал под атаку магов. Неужели и правда дух погибшей девочки со мной говорит? Раз так, то понятно, почему „ужас“ не хочет искать встречи с другими людьми — те, кто напал, тоже вполне могут быть где-то здесь, и с ними можно столкнуться. Вряд ли ищут именно его… хотя, кто знает. Всё-таки агенты Лазурного дворца сумели оставить в народе о себе определённую — и вполне заслуженную — славу. Но несколько нападений — это уже совсем не то, что ссадить с неба одинокий самолёт, замаскировав происшествие под естественные причины. Что-то очень плохое тут творится — и слишком большого масштаба!»
— …
— Повтори? — Соломин понял, что полностью прослушал реплику Агаты.
— Ты не можешь рассказать, я знаю, и не спрашиваю, — послушно повторил голос из телефонной трубки.
«А ведь по сути верно: цель миссии я не имею права раскрывать. Умница… кто бы она ни была! Попросить, или не стоит? С другой стороны, в свете новой информации — однозначно нужно рискнуть.»
— Да, так и есть, но теперь я знаю, сколько времени займёт путь. Не меньше суток, может — двое.
— Это слишком долго, — девочка расстроилась. — Я столько… не смогу.
— Но ты можешь двигаться быстрее меня… — осторожно подвёл к желаемому Дмитрий.
— Я — да.
Не вышло, похоже…
— А я — нет.
— Ты можешь использовать транспорт, — после небольшой паузы предложила Агата.
— Если он есть, то могу.
— Я найду, — пообещали на том конце провода, и связь прервалась прежде, чем Дмитрий успел сказать «погоди!»
В этот раз Агаты не было дольше — Соломин несколько раз специально доставал телефон, даже раз попробовал позвать — чувствуя себя донельзя глупо. И вот, когда специальный посланник уже смирился с тем, что остался один (и понимая, что если выберется из передряги — о ней никогда и никому не расскажет), его сотовый вновь ожил.
— Я нашла тебе… машину? — последнее слово девочка произнесла несколько неуверенно. — Извини, я не смогла пригнать её прямо к тебе.
— Пригнать? — это слово как-то особенно не сочеталось в голове у Дмитрия с описанием «машина».
— Следовала в другом направлении, когда я нашла. Повернуть точно было сложно, приходилось часто вносить правки курса. Потому — случайно перевернула. Извини. Но она функциональна, я проверила.
— Далеко? — только и нашёлся, что спросить имперский аудитор, под впечатлением от того, что до того никак не проявляющий телесность «ужас» внезапно оказался способен что-то случайно перевернуть и после этого проверить на функциональность. Особенно — если это автомобиль.
— Двенадцать километров шестьсот метров.
«Побегу», — решил мужчина. Двенадцать километров — не та дистанция, после которой нужно несколько часов отдыхать. А если получится вместо двух часов с хвостом добраться за час — это уже будет существенный выигрыш по времени. К тому же, Агата ни словом не обмолвилась о водителе и пассажирах «машины», что тоже не добавляло спокойствия. Транспорт обычно без того, кто рулит и жмёт на газ, никуда не едет…
Эта ночь уже не раз поколебала представления Дмитрия о том что возможно, и о том, что может быть. Машина нашлась — это был легкий армейский внедорожник, ворчливо гудящий двигателем на малых оборотах и впустую вращающий колёсами в воздухе. Надо же, даже перевёрнутый не заглох… Хотя, если рассматривать формально, водитель у багги, лежащего на верхних дугах силового
— Агата, — поинтересовался он устало, наконец справившись с ремнями, удерживающими обезглавленных и заглушая мотор. — Как ты машину-то перевернуть умудрилась?
— Набегающим воздушным потоком, — отозвалась девочка. Аудитор молча сплюнул, входя в состояние концентрации для силового рывка. Перевернуть вездеход на колеса — и к железной дороге. А там… Впрочем, кажется, лучше просто не загадывать.
— Давно не виделись, Карим Ашотович, — Василь приветливо улыбнулся, и даже вежливо кивнул — правда, даже не сделав при этом попытки привстать с табурета. И руку не подал тоже. Впрочем, не от лени или небрежения, а исключительно ради пользы дела… гм, и тела. И делу, и телу вредят синяки на теле следователя — если они получены до начала оперативной фазы. Движения стесняют и отвлекают, окаянные. А при ускоренном заживлении вызывают сильный голод — тоже ничего хорошего. Ну и главное, казак справедливо боялся, что выдаст своё реальное отношение к физической боли — и вот после этого те намётки плана дальнейших действий, которые он выстроил за время отдыха, точно пойдут прахом. Отличной иллюстрацией к предыдущему тезису служил заворочавшийся на полу генерал: скованный по рукам и ногам тяжёлыми даже на вид цельностальными кандалами без замка, причём руки зафиксированы за спиной. А его, Долгина, всего лишь вежливо препроводили в отдельную комнату (даже не карцер!) и чисто символически ограничили собственными (вот идиоты…) наручниками. И даже уже успели покормить один раз. Не жизнь — сказка!
Долгин улыбнулся и четверым автоматчикам, от двери контролирующим укладку офицера на пол: к слову сказать, два дюжих ВДВешника Мамедова не бросили, а очень даже вежливо уложили, правда, лицом вниз. Ну и да, опять же, не оттащили в карцер, а поместили сюда, в жилой офицерский блок при штабной гостинице. По некоторым признакам следователю сразу стало понятно, что десантникам здорово не по себе от выполняемой работы, а вот «как бы солдаты» (в полевой форме без погон, именных нашивок и опознавательных знаков рода войск) полны мрачной, злой решимости.
Могло показаться, что четырёхчасовое заключение в собственном номере было для следователя Центрального Полицейского Управления пустой и глупой тратой столь драгоценного сейчас времени, но на самом деле по продуктивности сбора информации оно мало уступало прямому наблюдению. Потому что следить — ещё было нужно понять за кем: штабной комплекс Полигона сейчас, в первый день разворачивающихся учений, напоминал не просто муравейник, а муравейник во время пожара. А тут противники мало того, что сами обозначили себя, так ещё и дали детально сопоставить отдельные свои приметы для проведения анализа и обобщения. Потому что для попытки передачи сообщения о неожиданных результатах расследования нужно было точно знать, что именно передавать: попытка, вестимо, будет только одна, а вот дела заворачиваются, похоже, нешуточные. Даже для уровня ЦПУ. И вот, можно сказать, в номер подали свидетеля, окунувшегося (судя по оковам) в самый центр событий. Какой прямо-таки императорский подарок! Правда, подарок пока слабо ворочается на полу, и даже перевернуться не может — чем-то приложили болезного, но адепты Пути Воина крепки: раз не прибили до конца — скоро очнётся. Впрочем, сам факт того, что командир Полигона валяется в недееспособном состоянии рядом с «залётной штафиркой», уже настолько многозначителен, что дальше некуда. Зато — свидетельствует о том, что оный генерал оказался не замешан. Не замешан в чём, вот вопрос? Это-то и надо узнать. Но одно ясно точно — оное пока загадочное «это» явно классифицируется уголовным кодексом как «измена Родине».