Телефон звонит по ночам
Шрифт:
В дверь позвонили. «Павлик, – подумал Сергей. – Пришел-таки». Он почти обрадовался. Ему хотелось доругаться. Но это был Саша Величкин. Он был не один – с Ларисой. Сергей подумал, что теперь и поспать не удастся, и поговорить о делах не дадут. Слишком много было в комнате женщин.
– Будем знакомы, – сказала Лариса, протягивая Томке руку. – Величкина… Шли мы, значит, с Сашей мимо и решили зайти, – сказала она, обращаясь уже к Ольге. – Что это у вас телевизор как тихо? Можно, я громче сделаю?
Слой пудры на ее лице и платье, которое она не надевала с Майских праздников, говорили о
– Вы как хотите, а я буду смотреть, – сказала она, усаживаясь перед телевизором так, чтобы можно было смотреть на Томку. – Что это вы шьете? – спросила она.
– Занавески.
– Симпатичные. Из Москвы привезли?
– Нет. Здесь купила.
– Симпатичные. Только рисунок какой-то чудной. Потому и не покупают его.
– В Москве б расхватали, – сказала Тамара. – Мужчины бы расхватали. Себе на рубашки.
– Я бы Саше не разрешила в такой ходить, – сказала Лариса. – Конечно, Москва город большой. Там каждый норовит поярче нарядиться, чтобы его в толпе увидели. А мы и так на виду живем. И так друг другу глаза мозолим.
Телевизор, пущенный на полную катушку, кричал как оглашенный. Там шла перестрелка, – фильм был из времен войны, и, словно пугаясь выстрелов, экран вздрагивал и корежился.
Сергей вышел в коридор, снял телефонную трубку.
– Дежурного дайте, – сказал он и услышал голос Стаха. – Ну, как дела? – спросил Сергей. – Сколько прошли? Это на востоке? А на западе? В шахте не был еще? Позвони мне, когда вернешься. Ничего, разбудишь. Меня интересует второй подэтаж… Пока все. У тебя вопросов нет?
Стах помолчал. Наверное, у него были вопросы. По крайней мере, один: что делает Томка? Но это не относилось к делу. И Стах сказал:
– Вопросов нет.
Сергей вспомнил, что Томка просила достать ей билет.
– Она шьет тебе занавески, – сказал Сергей. Положив трубку, он позвал Сашу Величкина в кухню.
Здесь было сравнительно тихо. Шипел, закипая, большой электрический чайник. На столе лежала гора вымытой посуды. Сергей взял полотенце и стал вытирать тарелки. Он делал это машинально, думая о своем. Саша, сидя на табурете, следил за его руками.
– Я сегодня был на западе, – сказал он. – Хорошо работают скоростники. Но рисково. На востоке пласт прочный был, они и разбаловались. Благодушествуют…
– Ты с ними беседовал?
– Говорил. И Рябинину велел следить. Да что толку? Забазлаев внушил им, что я их зря пугаю…
Саша сделал рукой жест, как будто хотел взъерошить волосы. Этот жест остался у него с тех пор, когда его голова была так же лохмата спереди, как на затылке. Теперь ерошить было нечего, и он смущенно опустил руку.
– А все же о нем будут жалеть, – сказал Саша. – Вот увидишь. Шахтеры его любили…
– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – спросил Сергей.
– Он сказал мне, что уходит. Что он разговаривал с тобой и ты не возражаешь. Нашел время смыться!.. Заварил эту кашу с рекордом, а сам тикать.
Только сейчас Сергей заметил, что начал вытирать тарелки уже по второму разу.
Вот оно что! Ты собрался бежать! Пока пахло премиями, ты был с нами. А как пахнуло выговорами, проработкой, завышенным планом, который спустили нам по твоей милости, –
Они вернулись в комнату. Ольга накрывала стол для чая. Лариса и Томка натянуто молчали. Телевизор работал с выключенным звуком. Там все продолжалась пальба, но взрывы и вспышки были бесшумными, как это иногда бывает во сне.
Значит, не сработались, думал Сергей о Павлике. Этого следовало ожидать. И все-таки грустно. Почему так грустно? Может быть, я действительно чудак? То, о чем я мечтаю, придет через двадцать лет. Но само оно не придет. Я хочу строить это своими руками. Здесь. В Полыновке. И для этого мне нужны друзья. Соратники. Не такие, как Павлик. Такие, как Стах, Майка… Я хочу строить это здесь. Я никогда не решусь сказать это вслух. Даже Ольге. Это моя тайна. И, наверно, не только моя. Тайна всех, кто боится громких фраз и предпочитает дело. У Павлика не было этой тайны. А без нее все, что делаешь, теряет смысл… Странно, что я боюсь высказать это вслух. То, о чем говорят с трибуны съезда и пишут в газетах…
Потом, ночью, ему снилась всякая чепуха – война, Павлик на голубой «Волге» и почему-то муж Томки, которого он никогда не видел в глаза. Возможно, поэтому он двигался и говорил беззвучно, как на экране немого телевизора, и вдруг очень громко и отчетливо сказал: «Я никого не держу».
Среди ночи раздался телефонный звонок. Сергей забыл перенести аппарат в комнату, где спал, и пришлось бежать в коридор.
Он ждал звонка, – Стах обещал позвонить, когда выйдет из шахты. Но почему-то звонок необычно встревожил его.
– Стах? – сказал он. И почти не удивился, услышав чей-то взволнованный голос. От волнения он не мог понять чей. Только рука сильней сжимала телефонную трубку. – Говорите яснее… Кого прихватило? Второй подэтаж? Проклятье!.. Горноспасателей вызвали? Медсестра на месте? Валя Цехновицер, говорю, где? Спустилась уже?.. Извещайте по списку номер один. Я сейчас буду…
Ему казалось, что он говорил тихо. Но в дверях комнат уже стояли две женские фигуры. Лунный свет, падавший на их лица, придавал им особенную, мертвенную бледность.
– Сережа, что с ним? – Томка была в халате, босиком. Стояла крепко сжав руки. – Скажи мне правду! Прошу тебя!.. Оля, спроси!..
Он молча, торопливо одевался.
– Что-нибудь страшное? Да? – голос Ольги дрожал. Их пугало его молчание. Они понимали, что молчание Сергея было милосердием, последней преградой между ними и страшной вестью.
Глава двадцать седьмая
Она знала, что он дежурит по шахте. Она знала о нем все, что можно знать о человеке, издали, мысленно следуя за ним. И она боялась этого вечера, когда ее гордости и самолюбию предстояло жестокое испытание.