Телестерион. Сборник сюит

Киле Петр

Б л о к К тому ж влюбленный. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Помнишь ли, в кого? Б л о к Да, в милый образ твой Пречистой Девы. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Ты ж наигрался в эти игры… Б л о к

Нет! Здесь вечное. Конец же есть у вьюги, Что застит нам глаза и разум сердца. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Он в вьюге? Тем, наверное, хорош. Б л о к (с улыбкой) Уйдешь? Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а О, нет! Поет он ту же песню, Что соловей один уже пропел, Чьим щелканьем мне уши заложило. Б л о к Уж лучше бы ему влюбиться просто. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (невольно рассмеявшись) А знаешь, милый, мне ведь не до шуток. Иль хочешь, чтоб и я пропала с ним? Б л о к (с той же полудетской улыбкой) Когда вам это в счастье, ради Бога. Ведь он мне друг и брат. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а А я-то кто? Твоя жена или сестра? Б л о к Пожалуй. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Нет, что пожалуй? Право, мне досадно. Когда б не знала, как меня ты любишь, Пускай из вьюги выйдя после свадьбы, Я б не цвела все ярче и могучей, Ядреной бабой, как зовут в деревне. Но быть сестрою может надоесть. Б л о к Так поспеши, войди же в хоровод. (Уходит в сторону.)

Подлетает Белый, снимая маску сатира.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (вместо детского выражения на ее лице лукаво-мудрое) Чей это взор эмалевый, как пламя Из печи изразцовой пышет жаром? Ах, это вы! Я думала, паяц Иль танцовщик, подвижный и печальный. Б е л ы й Прекрасной даме мой привет горячий! Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (как бы касаясь пылающих щек) Нет,

мне и так уж явно жарко, сударь. Умерить пыл прошу, слегка остыть, Чтоб можно было говорить прилюдно. Б е л ы й Умерить пыл! Свет загасить нездешний? Когда слова мои вам недоступны, Умолкну я, но только мысль и чувство, Оставшись втуне, вопиют в тоске, И в танце я кружусь, в безмолвной песне, Как козлоногий в таинстве у древних.

Белый надевает маску и пляшет, а с ним и Любовь Дмитриевна.

Х о р м а с о к (сопровождая Блока) Поэт женился на Прекрасной Даме, Воспетой им, как Данте, В стихах, таинственных, как сон, Любви весенней в рощах звон. Д и о н и с Как счастлив он, должно бы! С и в и л л а О да! О да! Еще бы! Но только песней соловей Исходит все звончей, И ничего ему не надо, Чему жена не очень рада. Х о р м а с о к Да, грустно ей до слез, А все цветет благоуханней роз — С тоской в крови до звона, Пречистая мадонна!

Блок отходит в сторону с каменным лицом; Хор масок устремляется за Белым с ее спутницей.

Х о р м а с о к Смотрите! Друг-поэт колени преклонил Пред женщиной неоцененной, В живую жизнь влюбленной, И тоже несказанно полюбил. Он, мистик и мыслитель, Шлет письма — не взыщите, — Как гений, что сошел с ума, Весь погружен в мистический туман. (Пляшет.) Как разобраться в этой амальгаме Видений и страстей Прекрасной Даме, Как Беатриче, не сошедшей в мир иной, Со скромной долей быть женой Поэта чистого при бурях века, С достоинством высоким человека?

Любовь Дмитриевна, превесело смеясь, вырывается из круга масок и возвращается к Блоку.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а О, милый, что с тобой? Б л о к Маской смерти Покрылось вдруг лицо, не правда ли? Плясать я не умею в хороводе, Что водит сам Дионис в исступленьи, В безумие ввергая нимф и женщин. Вот зрелище! Изнанка красоты! Его не вынес и Орфей. О, Феб!