Телевизионные сказки (сборник)

Бухтеев Максим

– Тебе хорошо говорить, ты у этого упыря в любимчиках. Вы с ним на концерт и в буфет ходите, а мы с ним неформально по-человечески общаемся, только если в туалете пересечёмся, – проливая себе кофе на штаны, мрачно заметил Семёнов.

– Меня он тоже приглашал на концерт, но я не пошла, – подхватила Корреспондентка. – Тамарка говорит, что у него руки холодные и он ими постоянно что-то чешет, как себе, так и другим.

Василий таинственно заваривал себе чай и молчал.

Это был знак, но тогда его никто не расшифровал.

Семёнов

вспомнил об этом разговоре только через пару дней, когда вдруг обнаружил, что уже некоторое время нет ежедневных летучек.

– Чего это вдруг? – поставил он вопрос ребром.

– У Валентиновича дела, – повернула этот вопрос в более удобную позу Ассистентка Нового начальника, – В офисе его нет.

– Ага, – озадаченно произнёс Семёнов.

Так же озадаченно говорили и все остальные, когда обнаруживали зияющую пустоту на том месте, где раньше находился рог изобилия инструкций, брифов и указаний.

Дело в том, что жизнь любого начальника полна невзгод и трудностей. Мало ему собственного шефа-самодура и дебилов-подчинённых, так ведь и обычная деятельность – это сплошная мука. У любого начальника ОЧЕНЬ много дел. Автосервис, туристические фирмы и поликлиники – во все эти места срочно надо, как самому начальнику, так и его многочисленным родственникам, которых нужно встретить и проводить, положить и устроить, познакомить и свести.

Отпроситься с работы начальнику не у кого – ведь он же сам начальник. Поручить тоже никому ничего нельзя, ведь все только напортачат.

У любого начальника, кроме дел, ещё и куча подчинённых. Все они, как малые дети, не помогают, а лишь мешают глупыми вопросами. Это лишь на первый взгляд Ассистентка должна помогать, но разве она может, например, выбрать цвет нового джипа или наорать на бригаду гастарбайтеров, делающих ремонт в новой квартире? Приходится делать всё самому.

Вот и вертелся Новый начальник как белка в колесе.

Кроме этого, Новый начальник стал всё чаще уходить из отдела на переговоры, совещания и обеды. Эти занятия подорвали его здоровье и он стал болеть. Болел он часто и со знанием дела.

Поэтому летучки в отделе со временем становились всё короче и реже, письма всё лаконичней, а Новый начальник всё прозрачней.

Некоторые уже с трудом могли вспомнить столь дорогие для всей фирмы черты лица.

Всё это не могло остаться незамеченным в коллективе.

– Тихо как-то… Прям даже поработать хочется, – заметил как-то Дизайнер.

– Ну, не то, чтобы так уж поработать, но что-то доброе я бы сделал. По крайней мере, сказал. – Корреспондент тоже был благодушен. – Могу тебя, Пашка, похвалить. Ты молодец и титры у тебя такие все гламурные – читай, не хочу! Хочешь, слева направо, хочешь, справа налево – всё равно красиво!

– Начальство – оно как дети. И те и другие особенно хороши, когда спят, – добавила Тамарка.

После таких вот жизнеутверждающих бесед, Семёнов окончательно

утвердился во мнении, что он ошибался в начальнике.

– Хороший, однако, человек – наш Валентинович! – вынужден был признать Семёнов. – Хороший – как человек и как начальник. Сам живёт и другим работать не мешает.

Приятно всё-таки изменить своё мнение о начальнике в лучшую сторону.

Семёнов и смех

Как-то Семёнов и продюсер Эдуард сидели в тесном помещении и монтировали модную смешную передачу.

Одной из самых смешных рубрик в ней была та, в которой двое немолодых мужчин изображали гомосексуалистов.

Главная задача творческой бригады состояла в том, что из материала надо было выбрать самое смешное, а остальное выбросить.

Это было сложно, так как чувство юмора вещь тонкая, а, как известно – где тонко, там и рвётся.

Семёнов с Эдиком часто спорили о том, что именно является самым смешным, а во время спора работа останавливалась.

Эдик был настроен философски. Он считал, что, в принципе, всё на свете смешно.

Семёнов же мучили сомнения на этот счёт.

– Знаешь, что такое смешно? – бросил вызов Семенову Эдик.

– Что же? – принял вызов Семёнов.

– То, что вот этот, который широко открывает рот, чтобы было посмешнее, на самом деле кандидат технических наук. А ещё он когда-то неплохие стихи писал. Целая книжка вышла как-то.

В это время на экране бывший поэт принял классическую позу-усмешнитель – изогнулся телом и нелепо растопырил руки с загнутыми в разные стороны пальцами. Так, например, делали советские комики, когда изображали бюрократов.

А Семёнову пришло в голову, что в средневековой площадной комедии, так махать руками мог, например, какой-нибудь святой, объясняющий монашке, почему у них не получилось непорочного зачатия.

Семёнов недавно смотрел документальный фильм на эту тему и до сих пор находился под впечатлением.

Но Семёнов не сказал свои мысли вслух. Он попробовал подначить Эдика:

– А тот второй – кто? Видать, академик?

– Нет. Он, ради игры в КВН, институт бросил на первом курсе. Это его друг детства, – ответил Эдик и зачем-то добавил, думая о чём-то своём. – Он, кстати, женат.

– Интересно, его жене такие сценки кажутся смешные? Всё-таки мужа на её глазах насилуют, хоть и в шутку…

– Не знаю. Они сейчас разводятся. Он на другой жениться хочет. Вот она, кстати, в зале сидит и ржёт как лошадь. Ей, наверное, смешно.

Женщины в зале смеялись по-разному. Семёнов был уверен, что способ смеха зависел от размеров груди. Если грудь большая, то женщина сгибалась от смеха вперёд, чтобы можно было заглянуть в декольте, а если грудь маленькая, то такие дамы предпочитали запрокидывать голову назад и поднимать вверх руки, для того, чтобы грудь казалась больше.