Тело ангела
Шрифт:
Из плоти человечьей и золы.
Се - время жатвы, ангельской и страшной.
Растут над миром траурные башни.
А я до дна, до сути вогнан в сталь.
Не выдохнуть, и не пошевелиться.
Не прочитать сожженные страницы,
Не выбраться к подножию Креста.
А как войне настанет завершиться -
Я сломлен буду ангельской десницей.
...Моя душа совсем не задалась.
Она до срока так и не сумела
Себе усвоить собственную
Но зыбилась без облика и тела.
А связь чужая, взятая взаймы -
Лишь долгая и страшная гримаса.
И своего мне не дождаться часа,
И не ступить на вечные холмы.
СЕРДЦЕ ЭДЕМА
Если ныне ветра обретают сознанье и речь,
Если наши тела в зазеркальное тянутся время, -
Кто берётся секрет заповедного сада беречь?
Кто возьмёт на себя это долгое косное бремя?
Мы стоим у ворот. Мы немного еще подождём.
У тебя на руках увядает всё тот ещё ирис...
Уходили отсюда под первым осенним дождём.
Уходили под дождь, и под дождь навсегда возвратились.
Потайная калитка - а далее по борозде,
Где дожди всех столетий в одну несуразицу спелись...
Где архангел обещанный? Меч его огненный - где?
Мы уходим в "не-здесь", остановимся в "между" и "через".
Но спадает вода - вот уже мы и молоды вдруг.
И встаёт на поляне под небом лазоревым древо...
Ева, ты подожди, я не знаю, к чему твой испуг?
Что отводишь глаза, что на сердце скрывается, Ева?
Мне бы только понять, как же с нами стряслись имена?
Назови меня лишь, - и разлука ворвется мгновенно.
Пишешь слово "любовь", - а написано будет "война",
И горит Карфаген, и Аттила идет на Равенну.
Что же эта ладонь наливается тяжестью вдруг?
Что оделись в базальт невесомые мнимые числа?
И мгновенный зигзаг разбивает космический круг
На бессмыслицу сил и бессилие всякого смысла.
А черта горизонта становится слишком близка.
Воздух -- лунный ландшафт: чересчур уж в нем крапин и вмятин.
Замер камень в руке -- он уже не дождется броска.
Голос вычертил след -- иероглиф по образу "ятя".
Мы записаны в камень, мы втравлены в известь и жесть.
Мы -- лакуна пейзажа, обмолвка морщинистой речи.
Мы -- последний пробел, тот, который уже не прочесть,
Не лицо, но рельеф, где зияет расщелина встречи.
Тягость век вековых... (Значит - "век вековать"? Подскажи...)
Неба пасмурный воск процарапав ресницами сосен,
Валуны-часовые,
В наших долгих морщинах, как мох, разрастается осень.
И недобрым огнём зацветает в болотах вода,
Цепенеют дожди, и всё стелется воздух пологий...
...Через сердце Эдема продеты войной провода,
Те, что выведут нас напрямую к железной дороге.
УТЁС
Увы, душа течет меж скатов - не река.
Сознание болит от долгого простора.
К душе, а не к реке всё тянется рука,
Но даже и воды коснешься ты нескоро.
И всё, что близ тебя, - вот этот дряхлый сруб
И разворот реки, размеренный и страшный.
И таволга цветёт в безмолвном срыве губ,
И у глазниц горчат прожилки льна и яшмы.
И если ревновать - то разве о дождях,
Ушедших в трещины сожженной солнцем плоти.
Костяк небесных рыб в зауженных сетях
Не двинет плавником. Не шелохнется в соте
Забытый яд цветка. Мир выщерблен и сух.
И стелется окрест полыни долгой горе.
А где горька земля - там неподвижен дух,
И складками идёт, и медлит в косогоре.
Как отстарело всё, что выпало в простор...
Да, выпало... А там - сложилось, скостенело
В зубристый, как хребет, каленый контур гор
Да в глинистую боль крошащегося тела.
Откаменеть своё... Когда-нибудь потом,
Когда пойдет на слом отживший хлам пейзажа, -
Дотянешься воды освобожденным ртом,
И улыбнешься вдруг моим рассказам даже...
ТЕОРЕМА
...А ветер - искривление пространства.
Он уплотняясь, стелется упруго,
Шутя своей играя кризизной.
И будет нам дано непостоянство
Всех здешних форм, врастающих друг в друга,
Вобрать несытой впадиной глазной, -
Поскольку кривизна близка к пределу,
Где ветер станет матово-зеркальным,
А значит - свет окрестный отражать.
И ветра переменчивое тело
Всё обратит в текучее мельканье,
Где отраженья кружатся, дрожа.
***
Как гобелен, развёртывая сны,
Как гобелен с орнаментом сюжета,
Мы спустимся назад от кромки лета
К застенчивой невнятице весны, -
Там, где орнамент вьётся почвы близ,