Тело в шляпе
Шрифт:
Однажды Василий изложил Роберту Михайловичу свой взгляд на причину его любви к своей профессии, и тот ужасно развеселился.
— Конечно, Вася! Все так. Ну а ты разве не такой? Ты-то, когда в чужих делах копаешься, людей опрашиваешь, жизнь их в протокол переписываешь — кто? чего? с кем? — не тем же самым занимаешься? А следишь когда, подслушиваешь? Не замочная скважина, что ли? У меня, кстати, работа куда гуманней. Я своих жмуриков не нервирую, в душу к ним не лезу, только в чрево. Им уже, мне кажется, более-менее все равно, что
Убедил. Хотя Василий впадал в меланхолию всякий раз, как вспоминал, что он тоже своего рода патологоанатом и что с Михалычем они занимаются одним и тем же, с той только разницей, что старший оперуполномоченный режет по живому.
Завада, по обычаю, встретил Василия как родного.
— Бог мой, Василий Феликсович, неужели? Какая честь для нас, простых кладоискателей! Как дела?
— Препарируем помаленьку, — ответил Василий. — Чего и вам желаем. Михалыч, у меня труп простой, сделай сразу.
— А что искать-то? — патологоанатом снял с вешалки халат.
— Просто падение, или, может, пьяный, или траванули чем.
— А тебе как лучше? — уточнил Роберт Михайлович.
— Мне лучше, если просто вывалился.
— Просто так, Вася, никому трупы на голову не падают. Пойдем, только мне сейчас санитары уже другой труп положили, не таскать же туда-сюда, быстренько его сделаем, а потом и твой. Кстати, тоже интереснейший случай… на этих словах Василий уже перешагивал порог лаборатории, — взрыв в машине, 90 процентов кожи обожжено.
Капитан Коновалов был готов терпеть вонь формалина и вид разрезанного трупа. Но когда к этому примешивается запах горелого мяса… На столе лежала большая, килограмм на 150, котлета.
— Михалыч, я попозже заеду, ты тут занимайся, у меня цейтнот, пробормотал оперуполномоченный слабым голосом и не вышел, не выбежал, а выпал из лаборатории, удивляясь, как это он смог произнести такую длинную фразу.
Завада позвонил через два часа:
— Ну что, нежнейший ты мой, оклемался? Твой труп очень мне понравился. Мелкий, но здоровье — отменное. Таких здоровых трупов у меня кие, бог ты мой. А здесь микроинфарктик, не заметил, наверное, даже, на ногах перенес…"
Однажды Василий изложил Роберту Михайловичу свой взгляд на причину его любви к своей профессии, и тот ужасно развеселился.
— Конечно, Вася! Все так. Ну а ты разве не такой? Ты-то, когда в чужих делах копаешься, людей опрашиваешь, жизнь их в протокол переписываешь — кто? чего? с кем? — не тем же самым занимаешься? А следишь когда, подслушиваешь? Не замочная скважина, что ли? У меня, кстати, работа куда гуманней. Я своих жмуриков не нервирую, в душу к ним не лезу, только в чрево. Им уже, мне кажется, более-менее все равно, что я про них узнаю.
Убедил. Хотя Василий впадал в меланхолию всякий раз, как вспоминал, что он тоже своего рода патологоанатом и что с Михалычем они занимаются одним и тем же, с той только разницей, что старший оперуполномоченный режет
Завада, по обычаю, встретил Василия как родного.
— Бог мой, Василий Феликсович, неужели? Какая честь для нас, простых кладоискателей! Как дела?
— Препарируем помаленьку, — ответил Василий. — Чего и вам желаем. Михалыч, у меня труп простой, сделай сразу,
— А что искать-то? — патологоанатом снял с вешалки халат.
— Просто падение, или, может, пьяный, или траванули чем.
— А тебе как лучше? — уточнил Роберт Михайлович.
— Мне лучше, если просто вывалился.
— Просто так, Вася, никому трупы на голову не падают. Пойдем, только мне сейчас санитары уже другой труп положили, не таскать же туда-сюда, быстренько его сделаем, а потом и твой. Кстати, тоже интереснейший случай… на этих словах Василий уже перешагивал порог лаборатории, — взрыв в машине, 90 процентов кожи обожжено.
Капитан Коновалов был готов терпеть вонь формалина и вид разрезанного трупа. Но когда к этому примешивается запах горелого мяса… На столе лежала большая, килограмм на 150, котлета.
— Михалыч, я попозже заеду, ты тут занимайся, у меня цейтнот, пробормотал оперуполномоченный слабым голосом и не вышел, не выбежал, а выпал из лаборатории, удивляясь, как это он смог произнести такую длинную фразу.
Завада позвонил через два часа:
— Ну что, нежнейший ты мой, оклемался? Твой уп очень мне понравился. Мелкий, но здоровье — отменное. Таких здоровых трупов у меня давно, не было. Не пил, не курил, легкие — как у младенца.
— Ты про дело-то мне скажешь чего-нибудь? — Василий пропустил выпад по поводу своей чувствительности мимо ушей.
— Не выпивал, не травился. Зато ему был нанесен удар по голове тупым тяжелым предметом. Не очень сильно, но ощутимо.
— Он, я тебе говорил, о землю стукнулся. Не очень сильно, но с девятого этажа, — ласково заметил Василий.
— Вась, ты из меня идиота-то не делай. Об землю он, само собой, стукнулся, это я заметил. А следы от удара чем-то тупым у него с другой стороны. Понимаешь? Об землю нельзя стукнуться и животом и спиной одновременно. Если толь-. ко вскочить, подняться и опять прыгнуть, но из другой позиции. А возможно, Вась, ты слушаешь? — кто-то его на земле добил. Знаешь, какие люди бывают? Увидел, что человек из окна вывалился, подбежал — и ну долбить его по голове. Тяжелым и тупым.
— Да, скорее всего, все так и было. Спасибо, Михалыч, ты мне заключение когда пришлешь?
— Пишу уже, Васенька, пишу. А ты поезжай пока на место, поищи орудие убийства. Поверхность у него, учти, неровная.
Василий расстроился не на шутку. Простой несчастный случай уже не проходит, а если убийство, то начальство вконец озвереет. Неужели Гарцева треснула эта обезумевшая девчонка? Не исключено. Она, как успел заметить сыщик, девушка сильная, рослая, а покойничек, напротив, хилота одна.