Телохранитель для принцессы

Летова Вероника

– Понима-аешь… – Семен Михайлович вновь тяжело вздохнул, впрочем, заставив себя улыбнуться, чтобы приободрить дочь и себя заодно. – Обстановка в столице скла-адывается криминогенная… Тут и политика замешана, и кое-какие разборки крупного бизнеса. Ты уже взрослая девочка, должна-а иногда новостя-ами интересова-аться. Ну да в общем чего ходить вокруг да около… Пря-амо тебе скажу, вчера-а у весьма-а уважа-аемого человека из моего ближа-айшего окружения на сына было совершено покушение. Он сейча-ас в больнице. Неизвестно, выживет ли. Так что все очень серьезно. Просто… попыта-айся поня-ать и не принима-ать в штыки. Поверь, я-а

и са-ам этого не хочу, но на да-анный момент не вижу выхода.

Семен Михайлович развел руками, затем сцепил толстые пальцы в замок и замолчал, внимательно наблюдая за реакцией дочери. Некоторое время Лада сидела молча, переваривая услышанное и растерянно хлопала ресницами. Внутри рос протест, во рту горечь, мышцы будто ватными стали. Вот уж не об этом она мечтала в десятом классе, да еще накануне дня рождения Макса Ветохина… Ей и так хватало контроля со стороны папы… С тех пор, как мама умерла, он, похоже, и на секунду боялся оставить ее одну, оттого и окружил всеми этими мамками-няньками, гувернантками, репетиторами, наполнил дом обслуживающим персоналом до отказа, да еще без водителя она практически не передвигалась по городу… а уж чтобы уехать куда-то даже на пару дней – об этом не могло быть и речи.

– Я знаю этого твоего знакомого? – для начала осторожно поинтересовалась она.

– Нет, он у на-ас никогда-а не быва-ал, – суховато отрезал отец.

Лада тихонько выдохнула.

– Пап, я, конечно, все понимаю… И мне очень жаль, что так произошло… – начала она сбивчиво, еле сдерживая рвущееся наружу разочарование. – Но не могу же я вечно ходить под конвоем… Я уже взрослая. Все в классе везде ходят и ездят сами, когда и куда пожелают… гуляют, путешествуют… а ты практически никуда меня не отпускаешь… Теперь еще и телохранитель везде будет за мной следить… Это… это будет выглядеть странно! Надо мной и так уже посмеиваются за спиной…

Семен Михайлович недовольно крякнул.

– Не посмеиваются, а завидуют, – возразил он весомо. – Именно поэтому я-а и наста-аивал на том, чтобы ты училась в приличной школе.

Лада тут же вспыхнула.

– Это и есть приличная школа! – воскликнула она возмущенно. – Одна из лучших физико-математических в Москве! Я еле-еле набрала баллы на вступительных экзаменах, чтобы меня взяли!

– Ла-ада… Ла-ада… Ла-ада! – нетерпеливо прервал ее возмущения отец, отмахнувшись широким взмахом коротенькой толстой руки. – Уймись, ра-ади бога. Во-первых, не сра-авнивай себя-а с другими, ты не в том положении, ты из очень обеспеченной семьи. Во-вторых, я же сказа-ал, что вопрос с телохранителем уже решен и не подлежит обсуждению. Мне будет та-ак спокойнее и точка. Когда все образуется, мы еще вернемся к этому разговору, но не сейча-ас.

Только Лада уже завелась не на шутку.

– А что именно должно образоваться?! Что такого происходит?! – не желала сдаваться она. – В новостях постоянно сплошные убийства! Никто из-за этого не запирает своих детей на замок! Только ты со мной так поступаешь! Я нахожусь под тотальным контролем двадцать четыре на семь! Я даже с классом никуда не могу поехать! Я уже пропустила поездку в Нижний Новгород в прошлом году! А в этом на турбазу на озеро не поеду! И это не говоря уже о музеях, театрах и всяких тусовках!

На этот раз она вскочила с места, вся переполненная праведным гневом и уже плохо себя контролируя. Казалось, совсем недавно она точно также убеждала

отца разрешить ей уйти из элитной частной школы и позволить ей перейти в топовую по рейтингам, где учились действительно мотивированные дети, олимпиадники и отличники. С ними ей было гораздо интереснее, чем с высокомерными пустышками из богатых семей, у которых все разговоры сводились к дорогим шмоткам, дорогим услугам, дорогим тачкам, всему самому дорогому, и которые никого не уважали и не ценили по-настоящему. Тогда отец хоть и с трудом, но согласился с ее решением и аргументами, но на этот раз она чувствовала, что все будет бесполезно. К тому же сейчас она была слишком раздражена и разочарована, чтобы приводить весомые доводы и оставаться спокойной.

– Я сказа-ал, хва-атит истерик! – на этот раз уже не сдерживаясь, закричал отец, хлопнув ладонью по столу. – Для меня-а твоя-а безопа-асность – превыше всего! И если хочешь зна-ать, то нечего тебе делать черт зна-ает где одной с каким-то непоня-атным сборищем! Я предупрежда-ал, что мне не нра-авится твоя компа-ания и эта школа! Она не в состоя-ании обеспечить тебе норма-альное окружение и защиту в случае необходимости! Пора-а тебе уже повзрослеть и думать не только о тусовках и о ма-альчиках, а о серьезных веща-ах!

У Лады на глазах навернулись слезы. Ошеломленная и задыхающаяся от бессильного гнева и чувства несправедливости, она сжимала кулаки и ошарашенно качала головой. За что? За что он с ней так?! Почему она не имела права на чувства, на желания, на мечты? Да, черт возьми! Ей нравился Макс! Она уже больше года сходила по нему с ума! Только до последнего дня и представить не могла, что между ними что-то могло бы быть, ведь он не уделял ей особого внимания, дружил со всеми, был душой компании. Она и не мечтала, что он лично ее пригласит… А теперь… Теперь все ее надежды рушились… Она ему откажет, и он воспримет это совсем по-другому…

– Очень любопытно было узнать, что ты обо мне думаешь на самом деле! И раз мое мнение тебя не интересует, мог бы и не сообщать мне ничего! Вообще никогда ни о чем меня больше не спрашивай! Можешь переводить в другую школу и вообще делать, что хочешь! Ты всеми распоряжаешься, как своей собственностью!

Больше не желая слушать никаких нравоучений, она резко развернулась и кинулась бегом из комнаты, не забыв хлопнуть за собой дверью. Взлетев по лестнице на второй этаж, ринулась в свою комнату, заперлась и бросилась на постель, вся пылая от гнева и обиды. Закричала в подушку, забила кулаком по другой. Как она устала от этой золотой клетки, в которой ей уже давно было тесно, душно, невыносимо!

Слезы задушили, накрыли с головой. Грудь, горло, виски сдавила боль, глаза щипало, щеки горели, руки судорожно сжимали в пальцах простыни, длинные ногти больно впивались в ладони. Как и всегда, когда ей было плохо, она плакала по маме, по тем временам, когда все казалось простым и идеальным, когда она была счастлива и беззаботна.

Лада не знала, сколько прошло времени, возможно, очень много… Когда в дверь постучали, она, вымотанная слезами, без движения лежала на постели, уже безучастная ко всему. В душе затеплилась надежда, что это папа пришел помириться, но нет… Это была всего лишь тетя Наташа, прислуга. Она накрыла на стол и звала ее к ужину. Лада ответила, что не голодна, а потом, опустошенная и измученная, поползла в ванную комнату приводить себя в порядок.