Телохранитель Генсека. Том 2

Алмазный Петр

— Не спи, замерзнешь, — сказал я, заставив его вздрогнуть. Открыв дверь, сел на заднее сиденье.

— Простите, товарищ полковник, задремал. Больше не повторится, — он виновато оглянулся. — Куда сейчас?

— Домой, Коля, домой.

Николай вел машину ровно, без рывков. Мерно работали дворники, сметая снег с лобового стекла, а он все падал и падал.

Я чувствовал себя неважно — сказывалась усталость. Все-таки контузия, пусть и небольшая, не прошла бесследно, в голове немного шумело. Заныло плечо. Приеду домой, надо

будет сменить повязку. Интересно, как там мои девочки? Дома не был всего сутки, а соскучился так, будто целую вечность их не видел.

Когда приехали в Кретово, стрелки на часах показали шесть вечера. Я отпустил лейтенанта и поднялся к дверям квартиры. Как там говорят в слезливых мелодрамах: «Дом, милый дом»? Вот что-то подобное я чувствовал сейчас. Подумал, что впервые во всей моей жизни, а ее ни много, ни мало, шестьдесят шесть лет, впервые возвращаюсь действительно домой.

Открыл дверь ключом, прошел в прихожую и опустился на табуретку. Сил не было даже снять обувь.

— Папка! — завопила Леночка.

Дочка кинулась ко мне, прыгнула на колени и крепко обняла. Я поморщился, стараясь аккуратно убрать ее ручонки с больного плеча.

— Володя! Милый! — Светлана сняла с моих колен дочку, присела рядом и, заглядывая мне в глаза, прошептала, то ли спрашивая, то ли констатируя:

— Устал…

Встала, сняла с моей головы форменную папаху, стряхнула на половичок снег, положила ее на вешалку. Помогла снять шинель.

— Какая она, все-таки тяжелая! — воскликнула Света, вешая шинель на плечики. — Разувайся, я пока в шкаф повешу.

Я стащил с ног ботинки, прошел в спальню и прямо в одежде рухнул на кровать.

— Девочки, папа после больницы, ему нужно отдохнуть. Так что идите в свою комнату, а уже завтра будете все рассказывать, — услышал я строгий голос Светланы.

Она отправила дочек в детскую, вошла в комнату и присела на корточки рядом со мной.

— Володя… Володечка, давай помогу раздеться…

Не стал сопротивляться, только кивнул в ответ. Света осторожно сняла с меня китель, галстук, расстегнула форменную рубашку. Ее руки были нежными, прикосновения едва чувствовались.

— Володя… — выдохнула она, увидев мою спину. — Вов, сто раз пожалела, что тогда сказала, чтобы ты шел в КГБ. Работал бы сейчас спокойно фрезеровщиком.

Она вдруг заплакала.

— Светка, ну что ты сырость развела, — я притянул ее к себе, прижал к груди. — Подумаешь, царапины. Не реви, фигня война, главное — маневры.

— Тебе бы все шутить. А мне живой муж нужен. И, желательно, здоровый. Бог с ними, с этими деньгами, проживем. Может, правда тебе уволиться из КГБ?

— Светочка, из КГБ не увольняются. Туда вход рубль, а выход два. Гбистов бывших не бывает.

— Я сейчас бинт принесу и перекись водорода. Надо сменить повязки, — жена выбежала из спальни.

Я встряхнулся. Что-то расклеился на ровном месте, поплыл. Собрался с силами, снял форменные брюки,

натянул трико, достал из шифоньера футболку.

— Папочка, ты ранен? — в комнату незаметно просочилась Леночка.

— Мелочи, подумаешь, бандитская пуля, — я весело подмигнул дочке. На лице Леночки сразу отразились испуг и удивление, а потом гордость:

— Папа, ты у меня герой! — вполне серьезно сказала она.

— Ленка, папе надо отдохнуть, — Таня, вошедшая в комнату следом за младшей сестрой, потянула ее за руку, но Леночка уперлась.

Вернулась Светлана с бинтами, рулоном ваты и аптечными бутылочками в руках.

— Девочки, а почему вы здесь? Что я вам говорила делать? Ну ладно уж, раз так, то будете мне ассистировать.

— Будете что? — насторожилась младшая.

— Помогать! — пояснила старшая.

— Да, сейчас мы будем папу лечить, — усмехнулась Светлана. — Идите мойте руки, ведь врачи всегда перед операцией моют руки.

— Ура! Я главный врач! — взвизгнула Леночка и девочки унеслись в ванную комнату.

Следующие полчаса я лежал на животе и улыбался, слушая как спорят дочери, помогая маме менять повязки на моей спине. Света осторожно отдирала пластыри, протирала раны перекисью, накладывала свежую повязку и крепила ее пластырем. Девочки подавали ей ножницы, бинт, вату.

— Мама, а что такое трюм? — спросила Леночка.

— Трюм — это пространство в корабле, которое находится ниже ватерлинии, — попыталась объяснить Света.

— Да нет! — Услышал я голос тещи. Даже не заметил, когда она вошла, но — чтобы хоть одно событие обошлось без нее, такого еще никогда не было. — Трюм — это то, что находится под палубой. Поняла?

— Нет, — честно ответила дочь.

— Леночка, помнишь мы к бабушке Дусе и дедушке Тимофею ездили? — спросил я.

— Помню, — кивнув, ответила дочка.

— Погреб там видела?

Лена снова кивнула.

— Так вот, трюм — это погреб на корабле. Понятно?

— Ага! Теперь понятно! А мне сегодня корабль нарисовать задали, а Сережка сказал, что у корабля есть трюм и я никогда его не нарисую.

— Хитер твой Сережка! Чтоб рассмотреть трюм и даже его содержимое, корабль нужно нарисовать в разрезе. Тогда все будет хорошо видно.

— В разрезе? Это как.?

— Потом покажу, — пообещал я и переключился на другую тему. — Ну что, медсестры, закончили? Кормить отца будете?

Я встал с кровати, натянул футболку и всей семьей мы потопали на кухню.

На ужин сегодня были молочный суп и бутерброды — батон с маслом.

— Свет, а посерьезнее ничего нет? — я нехотя поводил ложкой в белой жиже. Не люблю молочные супы, ни с рисом, ни с вермишелью.

— Здоровое питание — залог здоровья! — отрезала теща.

Но Света молча достала из холодильника колбасу, нарезала и положила на тарелку. Я с удовольствием добавил толстые ломти на бутерброды. Навернул три штуки, запил чаем.